Не сразу, конечно же, это потребует огромного труда…
Пацан молчал.
Как-то по-книжному получилось, подумал тогда Рощин. Как на политинформации. Сейчас пацан уйдет. Уйдет навсегда, в подворотню. Его уж в школе, на уроках да на всяких собраниях такими фразочками трахали… Все равно что групповое изнасилование. Так что к казенным словам у него стойкий иммунитет, иначе бы и не выжил. А что он, Рощин, может еще сказать? Вон там, позади пацана, рядом с раздевалкой на скамеечке сидит дядя. Неприметный такой, не старый, не молодой. В штатском. Тихо так сидит, вопросов не задает. А как только ребята по домам разойдутся да уборщица ведрами греметь перестанет, вопрется в зал, не снимая обуви, и распахнет перед рощинским носом заветную красную книжицу.
– Я готов, – произносит неожиданно пацан, поднимая глаза. – Готов за справедливость…
Рощин улыбается, подмигивает пацану.
– Давай в раздевалку и на турник! Подтянешься десять раз – возьму!
Пацан подтянулся одиннадцать. Тянулся было, сжав зубы, на двенадцатый, но уже никак…
А дяденька в штатском потом подошел. И книжицу красную показал. И с тех пор, помимо своих учеников из спортклуба, стал Михаил Петрович Рощин натаскивать парней из всяких интересных ведомств. И продолжалось так около трех лет. Утром на госслужбе, вечером с ребятами для души…
…Ребятишек тех пятеро было, грамотных, тренированных. Рук заламывать не стали, но в кольцо взяли толково. И вновь красные книжицы с тремя грозными буковками, и очередная неприметная личность в штатском с постановлением на обыск и арест. Тут же наручники (быстро, ловко, профессионально – кто-то ребят обучил на славу!), далее двое по бокам, двое спереди, один сзади. Усадили в «воронок». Видать, кому-то наверху стал поперек горла Михаил Петрович. И, как потом выяснилось, не только он. За две недели закрылись все секции, заперлись все подвалы. И многие наставники из спортзалов переместились в стены следственных изоляторов.
– У нас в стране запрещено создание подобных обществ. Вы попадаете под действие 72-й статьи УК – создание антисоветской организации!
Следователь был высок и сух, как щепка. Невыразительная очкастая физиономия. Человек-параграф.
– Послушайте, – попробовал тогда объясниться Михаил Петрович. – Я ведь готовил наши спецподразделения ВДВ и ГРУ для Афганистана, преподавал рукопашный бой в школе милиции… Сам срочную в десанте служил, а из тех учеников, что были в Афганистане, ни один не погиб… Работал с пограничниками, с морпехами в «Казачьей бухте». Да и ваше ведомство меня привлекало для тренировки своих людей…
– Нам известно, чем вы занимались, – ответил усталый параграф. – И все ваши беседы с вашими учениками нам известны. Вы что думаете, вас просто так взяли, как случайного прохожего?
«И все ваши беседы известны…» Ни убавить, ни прибавить. Не спит недреманное комитетское око.
– Обучаете молодежь боевым приемам, – все тем же усталым тоном продолжил следак. – Опасное умение. С кем хотите бои вести? Против кого планируете