везде, куда бы я ни направлялся.
Вдруг меня посещает очень странный образ, символизирующий безуспешные попытки разобраться в сложившейся ситуации. Очень ясно представляется крутящаяся металлическая спираль, вызывающая устойчивые ассоциации с деталями мудреных часовых механизмов. По ее завиткам я, отслеживая свое местоположение, стараюсь взглядом продвинуться от края к центру, но на определенном этапе – то ли из-за невнимательности, то ли из-за чего-то еще – срываюсь на предыдущий круг. И так раз за разом. Спираль продолжает вращение, а я продолжаю мысленный «забег» по ее грани, бесконечно отвлекаясь и сбиваясь, и оказываясь, в итоге, вновь и вновь на уже пройденных участках.
Зафиксировав взгляд на бордюре, отделяющем тротуар от дороги, мне с трудом удается избавиться от абстрактного наваждения.
Достигнув, наконец, площади Киевского вокзала, я без особого удивления, но с огромным интересом фиксирую отсутствие гигантского торгового центра, вместо которого разбит сквер. Деревья в нем, как и те, что я видел ранее, совсем молодые и высажены не раньше, чем два-три года назад. Сквер отделен от вокзала рядом каких-то невысоких построек. Еще несколько строений повыше располагаются на территории самого сквера. Вывеска над входом в одно из них гласит: «Третья фабрика Госкино».
Моё внимание привлекают часы на вокзальной башне, точнее положение стрелок, показывающих четыре часа двадцать пять минут. В этот момент меня снова посещает странное ощущение, как будто бы время здесь искривлено или вовсе стоит на месте. Я оборачиваюсь, быстро отыскиваю в просветах между домов солнце и вспоминаю, что таким же тусклым, предзакатным оно было, когда я только пришел в себя, а с тех пор прошло, как мне кажется, не менее получаса. Учитывая, что сумерки зимой обычно наступают очень быстро, а светило задерживается прямо над горизонтом так, как сейчас, не более, чем на 5—10 минут (эта информация внезапно просто «всплывает» в памяти), вполне можно предположить, что теория об остановившемся мире верна.
Вокруг по-прежнему не слышно практически ни звука. Правда, по мере моего приближения к вокзалу несколько увеличивается тихий низкий шум, обволакивающий слух. Причина, судя по всему, в водах Москвы-реки, русло которой проходит довольно близко от того места, где я нахожусь. В сознании возникает очередное противоречие: как может река шуметь в середине февраля? Она же должна быть затянута льдом, ведь на улице достаточно холодно. Или недостаточно? И почему я не мерзну? Как я вообще одет?
Впервые за всё время пребывания в этом сюрреалистичном месте мне приходит в голову посмотреть на себя. Я поднимаю руки, чтобы взглянуть на них и… ничего не вижу. Затем опускаю взгляд вниз в надежде осмотреть туловище и ноги, но точно также не обнаруживаю ничего.
«Что за…» – пытаюсь сказать я вслух, но улавливаю лишь внутренний голос, проговоривший мысль. Звука собственной речи я не слышу.
Пытаясь