оскорбите его до глубины сердца. Что ваш будущий тесть будет говорить об офицерской заносчивости, нетрудно представить. Уверяю вас, слова он найдет самые обидные, а если сам не отыщет, добрые люди подскажут.
– Что же делать, Федор Карлович?! – вскричал Мышлаевский. – Я же не могу остаться на службе и под этим предлогом отказать тестю.
Он вдруг поймал себя на мысли, что женитьбу на Татьяне он уже считает полностью решенным делом, а ее отца, которого еще не видел ни разу, называет тестем. Авелан тоже обратил на это внимание и улыбнулся.
– Когда вы, говорите, познакомились с Татьяной? – спросил он, лукаво улыбаясь.
Мышлаевский бросил взгляд на циферблат настенных часов и произнес его же изумившие слова.
– Четыре с четвертью часа тому назад.
Авелан расхохотался.
– Не ожидал от вас такой прыти, милейший Михаил Михайлович, не ожидал! Но это приятно, значит, есть еще порох в пороховницах.
– Есть, – улыбаясь в ответ, подтвердил Мышлаевский.
– Выход у вас один: остаться на службе и под этим предлогом уехать из Петербурга подальше от тестя и его торговых дел. Погодите возражать, – Авелан предостерегающе поднял руку. – Служить можно не только на флоте. Ко мне недавно поступил запрос из другого ведомства, ищут отставных офицеров для должности уездного воинского начальника. Учет юношей призывного возраста, набор рекрутов, отправка их по разнарядке. Занятие совсем иное, чем то, к которому вы привыкли. Но это служба, настоящая царева служба, к тому же с приличным жалованьем. Можно выбрать уезд подальше, увезти молодую жену и строить с ней дом так, как вам это нравится.
Спустя три месяца высочайшим указом штурманский подполковник Мышлаевский был переименован в подполковника по армии с перечислением из морского ведомства в военное. Спустя четыре месяца, после скромной свадьбы, он заступил на должность воинского начальника Радомысльского уезда Киевской губернии. В молодой жене он души не чаял и с радостью подчинялся всем ее прихотям. Хотя прихотей у Татьяны Мышлаевской почти и не было.
Воспитание она получила весьма строгое, даже чопорное; в их купеческом роду женщины знали свое место и никогда не преступали границ дозволенного. Даже трехгодичное обучение в Санкт-Петербургском Александровском училище для мещанских девиц не смогло расшатать созданный в детстве остов привычек.
Цель обучения была весьма благородной – дать государству образованных матерей, хорошо подготовленных учительниц, полезных членов семьи и общества. Но как-то так получалось, что вместе с географией, историей, естествознанием и прочими серьезными дисциплинами в кудрявые головки многих учениц ветер вольнодумия заносил споры вздорных идей. В головки многих, но не в Татьянину. Только однажды, уже вернувшись в родительский дом на Тверской, она поддалась влиянию вольнодумства, но этого раза ей оказалось более чем достаточно.
Она хорошо помнила свою грузную бабушку, которая до глубокой старости