могла стоять на ногах. С трудом покинула купе, а когда со ступенек вагона спрыгнула на перрон, то ноги подкосились. Сидела несколько минут, приходя в себя. Мимо сновали люди, гремели колесиками чемоданы. Визги и смех детей набатом отдавались в ушах.
Никто и не подумал подойти, спросить, все ли со мной в порядке, но мне это было только на руку. Когда головокружение прошло, я крепче перехватила ручку чемодана и побрела в сторону города.
Вивьен наверняка был красив, только сейчас я этого не замечала. Жадно всматривалась в стеклянные витрины булочных и кондитерских, глотала слюну. Знала, что спустя столько дней голодания мне просто нельзя объедаться, последствия для здоровья могут быть необратимы, и потому искала какой-нибудь уютный ресторан, в котором смогла бы заказать жидкий суп.
Такой нашелся почти сразу, неподалеку от центральной площади, где располагались самые лучшие и дорогие отели. Ни на один из них я не хотела тратиться, и после того, как съела тарелку супа в одном из заведений, сняла номер в простенькой гостинице.
Комната оказалась грязной: пятна на стенах, на тонком ковре, и даже постельное на узкой кровати было в разводах.
Обвела спальню равнодушным взглядом, бросила чемодан в угол, заперла дверь, задернула шторы и проспала до середины ночи.
Последнюю неделю я жила по инерции. Двигалась, засыпала и просыпалась. Я не замечала, что у меня болит рука и на щеке давно запеклась кровь. Не обращала внимания на то, как от меня пахнет.
Сегодня, впервые после смерти мужа, проснувшись в убогой ночлежке за тысячи миль от дома, я, наконец, сообразила, что произошло. Перед глазами словно воочию появилось лицо Ирига, навеки застывшего с раскрытым в безмолвном крике ртом.
Заныла рука. Опухшая и синяя, она почти не двигалась. Я поморщилась, когда попробовала пошевелить пальцами – перелом, скорее всего. Выпуталась из одеяла, двинулась к двери и выглянула в коридор. Из соседнего номера доносился храп, способный разбудить половину гостиницы.
Постояльцы спали, и я без опасений добралась до ванной комнаты, прихватив с собой чистый комплект одежды. В небольшом помещении, где ржавчина на раковине и плесень на напольной плитке настолько срослись с поверхностями, что уже казались деталями интерьера, стянула с себя пропитавшееся по́том платье.
Мечтам о горячем душе не суждено было сбыться – из лейки тонкой струйкой текла холодная вода, но отказываться от мытья я не стала. Кусок вонючего мыла, оставленный на полке кем-то из постояльцев, тоже пригодился.
Кривясь от отвращения, я намылилась им и быстро смыла с себя пену. Волосы стали чище, кожа мягче. С облегчением вздохнув, переоделась в чистые лосины и тонкую кофточку.
Помню, мама говорила мне, что девушки не должны носить такую одежду. Да, мир не стоит на месте, и пришло время, когда женщины уже не обязаны задыхаться, затянувшись в корсеты, но мама была ярым противником брюк, лосин и всего, что разделяет ноги и обтягивает зад.
Потом мама умерла, и мне стало уже не важно, что носить.
И Иригу нравилось. Он любил,