Беликов…»
«Весь город!» Беликова? Ага! Но ранее Буркин же утверждал иное.
«Когда в городе разрешали драматический кружок, или читальню, или чайную, то он покачивал головой и говорил тихо:
– Оно, конечно, так-то так, всё это прекрасно, да как бы чего не вышло».
Получается, что в городе действовали, несмотря на вздохи Беликова, и драматический кружок, и читальня, и чайная. Следовательно, горожане нисколько не боялись учителя греческого языка и как разрешили драмкружок, так затем читальню, и даже чайную.
Затем Буркин приводит другой аргумент: «и духовенство стеснялось при нем кушать скоромное и играть в карты». Однако, это пример не плохого воздействия на окружающих, а, наоборот, положительного. Лица духовного звания должны вести себя прилично сану. Получается, что Буркин мешал в кучу праведное и грешное, лишь бы было чем укорить коллегу.
Наконец, в запале критики Буркин снова допустил противоречие самому себе. «Под влиянием таких людей, как Беликов, за последние десять – пятнадцать лет в нашем городе стали бояться всего. Боятся громко говорить, посылать письма, знакомиться, читать книги, боятся помогать бедным, учить грамоте…»
Однако, если горожане боялись читать книги, то как же тогда может работать читальня? Кто же тогда ее посещал? Неужели за десять – пятнадцать лет через ее порог не переступала нога ни одного читателя? А почему же тогда ее открыли? По чьей инициативе? Почему город многие годы оплачивал как ее содержание, так и жалование библиотекаря?
Далее, если горожане боялись громко говорить, то как же тогда в течение долгого времени действовал в городе драматический кружок? Там подчас громко и декламировали, и аплодировали.
Какую еще категорию лиц упустил из виду Буркин, которая тоже должна была в первую очередь бояться Беликова? Рассказчик не упомянул гимназистов. Возможно, потому что они совершенно не вписывались в его изображение Беликова как «диктатора». Учитель древних языков не однократно жаловался на них: «…в мужской и женской гимназиях молодежь ведет себя дурно, очень шумит в классах…», «Очень уж шумят у нас в классах».
Все, кто учился и преподавал в школе, знают, что шум в классе является следствием слабой дисциплины учеников, которую должен обеспечивать учитель. Здесь мы не берем в расчет шум от мозгового штурма или иного вида коллективной деятельности учеников, например, эстафеты, под руководством учителя на уроке.
Существует прямая закономерность: чем больше ученики уважают или боятся учителя, тем тише они себя ведут, чтобы не привлекать учительское внимание или не огорчать его.
В течение пятнадцати лет Беликов не мог поддерживать приемлемый для него уровень дисциплины в классе. Максимум, что у него получилось, это добиться исключения всего лишь двух гимназистов, вероятно, самых не дисциплинированных.
Итак, ни ученики, ни учителя, ни директор, ни горожане, а только священнослужители боялись Беликова. Так что шум во время уроков