он был весь до самого потолка завален дровами.
– Ну помогай, раз хотел, сколько унести-то сможешь? – улыбаясь спросил дедушка.
– Да, я сам наберу, – ответил Женя и стал поднимать дрова.
– Смотри, по силам только.
Набрав дров, они пришли обратно в избу, Женя с гордостью положил свои двенадцать поленьев рядом с печкой.
– Ты смотри молодец какой, помощник в семье растёт, – с улыбкой произнесла бабушка, смотря на Женю.
– Ну чего вся скисла-то, ты о красках давеча спрашивала, тоже рисуешь маленько? – спросила бабушка, подойдя к стоящей у окна девочке.
– Да, тоже немного рисую, – с улыбкой ответила Лиза.
– А ты знаешь у меня есть бумага-то и карандаши с красками, я когда в больницу ездила в город лет десять назад прикупила себе, думала снова порисую, но так и бросила всё, старость, всякого желания всё меньше, – сказала бабушка, открывая комод.
Она убрала со стола и разложила на нём листы бумаги, карандаши, краски и целый набор кисточек.
– Ну давай, нарисуй что ни будь, я вот из головы не умею рисовать, смотреть мне надо.
Лиза села за стол и взяв черный карандаш стала рисовать набросок леса на плато.
– Ой, ты смотри, по-учёному всё делаешь, дед, ты глянь, прямо наш лес выходит!
– Молодец, Прасковья тоже хорошо рисовала в молодости, картины как живые у неё выходили-то, – с улыбкой ответил дедушка, поглаживая Лизу по спине.
Ей стало очень приятно и она немного покраснела, Лиза очень давно, с раннего детства не получала похвал со стороны отца, здесь же, находясь в этом доме, девочка не чувствовала себя чужой, между людьми не было барьеров и других надуманных сложностей, они радовались, жили и говорили с открытым сердцем.
Вечер наступил незаметно, в избе сразу резко потемнело, бабушка зажгла дополнительные лучины на столе и комоде, она меняла их через каждые десять минут. Они горели с ели слышным потрескиванием, наполняя воздух приятным хвойным дымом, время от времени с них падали вниз маленькие угольки, быстро затухающие на специальных подставках с песком.
Егор Тимофеевич поднялся на вверх и снова осмотрел ногу Ильи, взяв с полки мазь, он аккуратно помазал лодыжку тонким слоем.
– Спасибо вам, давайте я сама буду ему мазать, – сказала Алла, приподнявшись на кровати.
– Добро, мажь через каждые три часа, если сможешь и ночью тоже. А ты дочка, я смотрю, тоже не здорова, лихорадит тебя, – сказал Егор Тимофеевич, смотря на покрытое сильной испариной лицо Аллы. – Ты лучше не лежи, двигайся больше, эту болячку с потом надо из тела выгонять, – произнёс он, вставая с кровати.
– Хорошо, – опустив ноги вниз ответила Алла, её трясло и пробивал сильный озноб, который потом сменял жар. Она с трудом понимала, где находиться, сердце бешено билось в груди, перед её глазами снова и снова прокручивался эпизод из последней съёмки. Закрыв глаза, Алла прикрыла ладонями рук уши и согнувшись, уткнулась локтями в колени, посидев в таком положении несколько минут, она опять легла на кровать, у неё никак не