лицом.
Внутри избы было чрезвычайно уютно, на полах расстелены цветные дерюжки, сшитые Прасковьей Авдотьевной, а на стенах висели её красивые картины, с изображением осенней долины с озером, моря на фоне обрыва, зимнего леса на плато и деревни, какой она была раньше, с множеством домов и играющими перед ними на весенней траве ребятишками. На окнах висели белые кружевные занавески, а за ними в глиняных горшочках росли различные сорта фиалок и гераней. В левом, дальнем углу от двери стояла большая русская печь, расписанная синими гжельскими узорами. Напротив печки стояла большая двуспальная деревянная кровать с узорчатым изголовьем, застеленная красным покрывалом и пышными, пуховыми подушками лежащим сверху. Над ней у самого потолка на стене находились три иконы, обёрнутые в белые кружева, Спасителя, Богородицы и Николая Чудотворца, а перед ними оранжевой точкой горела маленькая лампадка.
Вся мебель, включая круглый резной стол, за которым они сидели, стулья, комод и пара шкафов были сделаны руками Егора Тимофеевича. В центре их стола стоял большой, начищенный до блеска самовар, вокруг которого лежал круглый брусничный пирог, крынка сметаны, блюда с рыбными пельменями, варениками, а также малосольная сёмга, чугунок с картошкой, свежеиспечённый каравай хлеба и бутылка с настойкой из морошки.
Старики подняли вверх рюмочки: – Ну Егорушка с праздником тебя! – улыбаясь сказала женщина, пригубив немного.
– За твоё здоровье Прасковья! – ответил дед, выпивая рюмку одним залпом.
В этот момент в их окнах блеснул яркий свет: – Егор, что это? – испуганным голосом вскрикнула женщина, чуть было не уронив рюмку на пол.
– Ох, окаянные, что делают, беда, беда будет, – мотая головой и хлопая себя по ногам в сердцах произнёс Егор Тимофеевич, подбегая к окну.
– Это они чудят-то, приезжие эти, о которых давеча ты сказывал?
– Они, окаянные, они, – ответил он, одевая на ходу тулуп и выскакивая за дверь.
Вся семья Сорокиных стояла на улице, папа заканчивал настройку камеры, до Нового года оставалось восемь минут: – Включение через две минуты, все готовы? – возбуждённым голосом произнёс он, включая камеру.
В этот момент раздался оглушительный звериный рёв из леса, Илья вздрогнул и резко повернулся в сторону заснеженных елей. Рёв был настолько пронзительный, что Женя закрыл уши руками: – Что это?! – вскрикнула Лиза, испуганно осматриваясь по сторонам.
– Не знаю, Илья может нам уйти в машину? – взбудораженным голосом произнесла Алла, прижимая детей к себе.
Фоська бегал вокруг них, что есть мочи громко гавкая, но вдруг встал как вкопанный и принялся нюхать воздух.
Через секунду рёв прекратился, Илья нервно засмеялся и махнул рукой: – Это лёд, когда он заходить друг на друга слышится похожий звук, – деловым голосом произнёс он, подходя к камере.
«Камера включена, у нас тридцать сек..», – он не успел договорить как из леса выскочил огромный бурый медведь, на его пути стоял Женя, мальчик в страхе закричал