привлекательной и успешной молодой женщиной, Вера впервые хвастливо замахала паспортом, на одну из страниц которого впечатали мое имя.
В первый день после свадьбы я сказал Вере:
– Ну вот и все, теперь ты стала моей… – и, краснея, добавил, – женой.
– Я уже давно твоя, глупый! – ответила она, – а жена, невеста или подруга – какая
разница – просто набор букв.
Она подошла ко мне так близко, что мы коснулись друг друга животами, и приложила ладони к моему лицу:
– Как только я тебя увидела, сразу поняла, что эти милые щечки никому не отдам!
Теплота рук близкого человека надолго отпечатывается в памяти, но не на памяти разума, а расположенной где-то в самой груди. Неважно, сколько времени пройдет – она изнутри греет так, словно тебя коснулись вот всего секунду назад. Руки Веры всегда были ощутимыми, даже когда вокруг внезапно леденел воздух.
Внезапно температура воздуха заметно снизилась и в тот летний день. Мое укрытие из пухового одеяла напоминало иглу – холод пробирался внутрь, неясно было, что происходило снаружи. Я съежился, плечи слегка затряслись. Закрыв глаза, я представил руки Веры. В груди кольнуло, вдох дался с трудом, и тут мне стало жарко. Только я вытер о штаны вспотевшие кисти, как они снова увлажнились – большие соленые капли падали на неясно выраженные линии ладоней, стекали по пальцам.
Вера приглушенно вздохнула, и я вздрогнул. По полу зашаркали домашние тапки, а через секунду щелкнул замок двери – я остался в комнате один. Осела тревожная тишина, словно в целом мире не существовало никого, кроме меня.
Минут через десять мне удалось очнуться – наконец дыхание восстановилось, и я прислушался к стуку сердца – его жизнедеятельность перестала так бросаться в глаза, а в моем случае – в уши. Оно затихло, и я испугался: а не остановилось ли оно вовсе. Но вместо того чтобы положить руки на грудь, я вдруг схватился за голову. Пальцы сжали волосы и потянули их так сильно, что корни у самой кожи головы приподнялись со жгучей болью. Я поморщился, издав невнятный стон. Этот звук раскатистым эхом ударялся о свежевыкрашенные в зеленый обои, о недавно подаренное мне Верой цифровое пианино, о книги моих любимых писателей, беспорядочно разбросанных на полу, пока его не спугнул громкий и неожиданный для меня хлопок закрывшейся входной двери. Порывистым махом я сдернул с себя одеяло и, спотыкаясь о книги, побежал к кухонному окну. Вытянувшись все телом до боли в мышцах живота, я выглянул на улицу. Прямо подо мной гулко ударился о железную дверь подъезда крепкий замок, и я увидел знакомый черный спортивный костюм и ярко-желтые кроссовки – слегка размытым пятном они отдалялись от нашего с Верой дома.
Моей жене давался почти любой спорт, особенно сильна она была в беге. Пробежке Вера уделяла три или четыре раза в неделю, и я всегда удивлялся: как это ей никогда не надоедает снова и снова выходить на одну и ту же улицу, пересекать одни и те же перекрестки. Ее дух соперничества и врожденное упрямство часто играли решающую роль в одержанных