не решился на такой шаг.
Вместо этого он стал подсылать к Александру различных русских и монгольских государственных деятелей, которые дружески пытались уговорить тверского князя приехать на суд в Орду, обещая ему ханскую милость и восстановление в должности великого князя.
Однако Александр не повелся на уговоры.
Тогда Калита подговорил митрополита Феогноста, с которым находился в дружеских отношениях, и тот объявил проклятие всему городу Пскову за его отказ выдать беглеца. Это был, чуть ли не единственный случай в русской истории, когда за вину, а точнее мнимую вину одного человека, от церкви оказался отлученным целый город (в истории католичества такое случалось довольно часто).
Александр, понимая, что от него не отстанут, уехал в Литву, однако вскоре затосковал по Родине и на свой страх и риск вернулся в разоренную, но любимую Тверь.
Этого только и ждал Калита. Он тут же отправил донос хану Узбеку.
Александру пришлось ехать на ханский суд, где его и казнили (1339 год).
Отныне Московский князь Калита и его потомки (Калитичи) владели монопольным правом на сбор ханских налогов, из которых они черпали себе столько, сколько пожелали. Москва год от года богатела, а Золотая Орда почему-то приходила в упадок. Вскоре дошло до того, что внук Калиты, Дмитрий Иванович, вообще не захотел платить дань хану, но об этом мы поговорим позднее.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. КОНЕЦ СВЕТА
Иван Калита, с которым мы расстались в предыдущей главе, все свое правление жил в мире с Ордой, являясь промежуточным звеном или прослойкой между русскими княжествами и монгольской администрацией. Занимая столь выгодную позицию, ему удалось во множество раз увеличить свое благосостояние.
По примеру отца старались жить его дети: старший сын, Симеон, правивший с 1341 по 1353 годы, и Иван, занимавший престол с 1353 до 1359 годы.
Ничего выдающегося в своей жизни они не совершили, продолжая следовать в русле политики своего великого отца, по мере сил и способностей трудились во имя хана, одновременно загребая из налоговых потоков столько, сколько могли унести.
О личности Симеона известно, что его прозвали «Гордый», поскольку он был очень важен, немногословен и крут в отношениях с подчиненными. Слушая доклады, он обычно не смотрел на докладчика, а, нахмурив брови, устремлял гордый взгляд куда-то вдаль. От такого приема у любого даже не робко десятка человека, волей-неволей, подгибались колени, и начинал предательски дрожать голос.
Впрочем, «гордым» Симеон был только для своих подданных, а в Орде сразу забывал про свою гордость и, как о нем говорили, «ласкал слух хана до самозабвения».
– Ты, Семка, так хорошо говоришь, словно песни поешь! – хвалил его хан Чанибек, сын и наследник известного нам Узбека. – Признаюсь, что мне иногда хочется посадить тебя в клетку, как соловья, и часами слушать, как ты заливаешься.
– Хи-хи-хи! – прыскал в кулак князь Симеон.
Однако,