без шанса. «Не сорваться бы кубарем наверх» – думает оно, и тупит глазки к небу. Голубые глазки тупит к небу – облака повисли вверх ногами, дождь каплет не туда. За окошком дождь каплет не туда – клюют птенцы капельки асфальта из-под земли. А солнышко ползёт-допалзывает за горизонт. Так трудно удержаться и не сорваться вверх. Но надо подниматься вниз – время подошло, а чему быть, того не миновать. Лучиками держится оно за кучерявый небосвод – не поломать бы их, не оступиться, не облить бы землю своим жаром. И так очень много утекло. Красный шлейф тянется за солнышком, а оно всё вниз, да вниз…
Витя поднялся к двери своей квартиры. Он поднялся на свой третий этаж, как ему казалось, за час или даже больше – быстрее было никак. Ноги извыли, а левая рука, которой он держался за перила, от напряжения дико покраснела. Ухо улавливало только Витины собственные стоны, стук воды об отливы на окнах и хлюпающие ботинки. Вся правая часть тела Вити уже не пылала пламенем и не жарила душу – раны дотлевали, потому что всё, что можно было пожечь, уже без остатка сгорело. Болеть было уже и нечему.
Левой рукой, негнущимися пальцами, неуклюже вставил ключи в дверь, провернул. Легко открылась. Вошел. Ни закрывать, ни прикрывать не стал: нет сил. В пороге чувство возвращения домой всё равно пришло, потому что этому чувству неважно, как много крови вылилось по дороге и в подъезде.
– Что-то я сглупил, – подумал он, – не отправил ничего, как хотел. Юлю так и не встретил.
Пара шагов в коридор – остановка.
– Ох, а так и к лучшему – успею поправить. Там в начале как-то кривовато, не хочу позориться…
Один шаг – облокотился на стену – ещё шаг.
– Кирилл и Юра ещё эти…
Витя дошел до середины маленького коридорчика своей тёмной квартиры. Только с подъезда проникал свет, и то скудно. Витя и не был внимательным – взглядом он ничего не искал, ни за что даже не пытался зацепиться – глазные яблоки застыли, наблюдая пустоту.
– Ох, я и жетон не отдал тому Семёну… Встретил же его перед уходом, чего это я не отдал?… Нехорошо… А как он вообще выглядел?
– Витя попытался сделать шаг, но только покачнулся.
– Кириллу всё-таки зря нагрубил… Бля, как же он хуёво рассказал анекдот…
Ещё одна попытка сделать шаг – без чувств упал на живот, без судороги, без резких движений. Пищание в ушах замолкло, засыпались канавы обоняния, зашторились глазки, закончились ощущения. Даже самые скромные. Витя бухнулся шумно, всем телом и окончательно – мешок с мукой.
Витя нашёл себя в открытом тесном гробу. Нашёл он себя живым – даже чувствовал себя отдохнувшим и полным сил. Такую бодрость Витя мог испытывать только во сне, никак не наяву.
Приподнялся из ящика и огляделся. Из-под восточного горизонта всплывало солнце, яркое и широкое, какого в родном городе Витя никогда не видел и не мог видеть – мифическое невероятное