зовущее, глухое,
немое слово —
имя.
Лота.
И призраки – пятна невесомые – без шороха – без тела – без слуха – безглазые – безгласые призраки кружат – всё кружат без ветра около души моей – ложатся в неё – исчезают – пустеют – смолкают – пустеют душу мою трепетную – сонливую – сонную – спящую.
Но нет тебя в ней, Лота —
Нет.
Засыпаю я, не видя тебя – не видя вновь тебя. Засыпаю навсегда без тебя – без тебя, Лота,
Лота…
засыпающее слово —
слово —
слово…
…
Открываю глаза.
Свет. Звук. Тысячи света. Тысячи звука…
Сколько стен – молчащих, тайных… сколько гостеприимных, чужих, глубоких, забытых комнат… сколько поющих, шумящих, открытых, кричащих лугов, лесов, озёр, неб – видели мы с тобой – видели глаза мои. Сколько разных тебя – видели, смотрели, наблюдали, тайно любовались они.
Но ты всё та же – всё те же ресницы, закрывшие глаза, всё та же – своя – чужая – спящая с открытыми, припухшими от поцелуев снов губами – своими – моими алыми ранами души. С каким страхом и трепетом вора тянулся, крался я к ним. Как таил дыхание и чувства свои. Как рвали они душу и грудь мою – когда я прикасался к губам спящим твоим – не ждавшим – не видевшим меня – тайно крадущегося – тайно набрасывающегося.
Но ты резко убегала, холодно убегала губами – жестоко просыпалась от меня – от снов. И не давала мне волосы вороньи свои, и не давала мне глаза безжалостно чёрные, и не смел я согреться в пальцах твоих.
Всё забрала ты у меня. Всё и память.
Лота,
Лота —
неустанное, невыносимое слово.
Лота.
…
В мае мы переехали в Грюнвальд.
Тихие булыжные улочки, тихие в цветной меланхолии дома, молчаливые ветреные кафе.
Ты вышла из машины и, свернув за угол, исчезла.
Я заперся в гробу гостиницы. Был день, но я закрыл окна и сидел в темноте чужих голосов. Когда твой телефонный звонок разорвал мне сердце.
Это была – сейчас я знаю – наша – моя последняя ночь с тобой. Тогда я ждал, хотел, верил, что ты вернулась; и холод и немота ласок твоих – был стыд любви и жара твоего.
Но я рвал, мял, бросал стыд, я орал на стыд и топтал его босыми ногами своими. И ты смеялась. И в звон смеха твоего лил я вино безумия любви своей – и знаю теперь, что сам пил его – напивался – пьянел – и пил в звоне бокальном смеха твоего.
…Утро проснулось, когда я устал.
Ты пошла принять душ – и плеск воды омывал моё напоенное тело, напоённую душу.
Я заснул под этот плеск – под это журчание – под этот шорох – под это исчезновение. Под плеск, журчание, исчезновение, засыпание тебя. Ты ушла в меня – в мою воду – в мой сон, и в нём утонула – уснула навсегда – забылась.
Лота.
…
Вновь закрываю глаза.
Вновь слышать хочу – пить – плыть в воде той.
Вновь призраки тумана спускаются ко мне – обнимают меня бесшумным