физической расправы мгновенно повисала в воздухе, как только он оказывался рядом.
– Даст. – Голос у Клода был красивый. Глубокий бас. – Она всю жизнь в долгах. Это совершенно нормальное для нее состояние. В прошлом году она не была богаче, а полтысячи дала.
– Не даст. Она окончательно помешалась на карьере Майкла. Мечтает, чтоб он стал олимпийским чемпионом.
– И при этом ей безразлично, сыта ее дочь или умирает от голода?
– Она же понимает, что деньги не мне, а тебе. И не на еду, на наркотики.
– На бизнес! Запомни уже! На благороднейший бизнес. Я приношу облегчение тем, кто несчастлив, кто нежен душой. Не у всех же такой сволочной характер и такое каменное сердце, как у твоей матери.
– Ну, прости… Не сердись…
– Заткнись! Корова!
На Корову Элайна не обижалась. Привыкла. Наоборот, это хороший знак. Раз Клод обозвал ее Коровой, значит, скоро от нее отстанет, переключится на другое или на других.
Что-то коровье в облике, характере и всей жизни Элайны несомненно было. Ее тридцатидвухлетнее тело, крупное, белое, немного жирное, котировалось как дорогая телятина. Нрав – безропотный и равнодушный, лучшего желать нельзя. Конечно, корова! Телка, как русские называют то ли глупых девушек, то ли проституток.
Глава 8
Канада. Калгари
– Ма! Я есть хочу! – крикнул Майкл из своей комнаты.
Нина не ответила.
Первое, что всегда и обязательно делает Нина, войдя в дом, немедленно распахивает дверь на бэкъярд, задний двор, и выпускает престарелого Акселя. Громадный бледно-желтый ретривер, заждавшийся этой сладостной минуты, вылетает во двор шустро не по годам. Он уважает хозяйские полы, но его мочевой пузырь небезразмерен, хоть он и большая собака. Заставлять животное так долго ждать невежливо. Приличные люди так себя не ведут, но чего не простишь любимой хозяйке?
Справив собачью нужду и набегавшись, Аксель уткнулся умной мордой в Нинины колени.
– Ты мой любимый, – вздохнула женщина.
Аксель откликнулся нежным поцелуем.
«И ты моя любимая, – думал он, дрожа от преданности. – Умру за тебя, весь мир порву за тебя!»
Его коричневые мокрые глаза, подернутые в углах мутной пленкой, смотрели по-человечьи и по-стариковски. Нина утонула в этом взгляде, несколько странных мыслей промелькнуло и исчезло. Она привычно потрепала крупную, как булыжник, собачью голову:
– Окей, псинка, leave me alone[2].
В раковине гора грязной посуды, по полу разлит апельсиновый сок. На кухонном столе пустые бумажные пакеты: два из-под сока, один из-под молока. В унитазе гордо болтается крупная, здоровая, отлично сформированная фекалия. Все в порядке, все как всегда!
– Ты научишься спускать за собой воду в унитазе?! – Нина ринулась в комнату Майкла. – Думаешь, мне приятно смотреть на твое дерьмо?
Майкл сидел за компьютером. Это была вторая из двух возможных