одежда, белье или обувь – это из области почти запредельного и поэтому высоко ценимого.
Но вернемся в ресторан. Я чувствовала себя королевой, и единственное, что мне очень хотелось продемонстрировать, – интеллект. С внешностью мы, студенты театрального, не очень-то носились. А вот ум, когда отмечали твой ум – ой, как это было приятно. Во всяком случае, у меня это было так.
Итак, сижу я в обновке, напротив меня молодой человек нордического типа, с легким иностранным акцентом, который я иногда передразнивала, а вокруг – вокруг одни знаменитости – селебритиз, как сейчас говорят. И ты ощущаешь себя по праву частью этого мира.
В ресторане ВТО Высоцкий впервые встретил Марину Влади и сразу признался ей в любви
Недалеко от нас шумная грузинская компания тоже, видимо, что-то отмечала. Несколько мужчин о чем-то живо переговаривались, часто поглядывая в нашу сторону. Я их не знала. Но, находясь в ресторане ВТО, я про себя предположила, что возможно, это грузинские деятели культуры. Один из них просто гипнотизировал меня своим взором – огромными черными глазами. Я привыкла, что на меня смотрят, и не обратила внимания, как от «грузинского стола» к нашему подошел мужчина и что-то на ухо сказал моему собеседнику. Они вышли вместе со словами «извините, на минутку».
Через 10 минут моего одинокого сидения за столом, ко мне с огромным букетом роз (зимой!) направился высокий седоватый, элегантно одетый мужчина.
– Вы одна… – Он протянул мне цветы.
– Нет, я не одна – возразила я, – сейчас подойдет…
– Нет, вы одна, и будете одна, пока я буду с вами.
Я опешила от такой уверенной агрессивности.
– Звиад Константинович Гамсахурдия. Для вас просто Звиад, – представился нежданный визитер.
– Вы кто? Вы откуда? – строго спросила я тоном, каким в отделе кадров спрашивают «вы из какой организации?»
– Я грузин, благороднейший из грузин.
А как раз за пару дней до этого у нас в училище, а еще раньше во ВГИКе я заслушивалась лекциями потрясающего философа Мераба Константиновича Мамардашвили. «Сократ нашего времени» – звали этого удивительнейшего человека, тоже грузина, лекциями по античной философии и философии искусства влюблявшего в себя любого, кто его хоть раз слышал.
Легко перейдя в созвучие – Константинович, грузин, я выпалила с гордостью:
– А я студентка Щукинского, и у нас недавно выступал с лекциями тоже благороднейший из грузин – Мераб Константинович Мамардашвили.
– Он!.. Он вылизывал русским ж… у до блеска. Его Грузия ненавидит.
Мне показалось, я ослышалась. В голове были еще свежи впечатляющие Мерабовские «… основная тайна бытия – это совесть, человек – сверхприродная сущность», и вдруг такая неприязнь в голосе моего собеседника, такая, я бы сказала, брезгливость. И к Мамардашвили, и к русским…
– Я – русская! И вы оскорбляете благородного человека. Если бы он был здесь сейчас, он