мобилизацию кого в армию, кого на организацию противотанковых рвов. Забирали всех, кто только попадется. Всех более или менее свободных пастухов, работников с поля из каждого совхоза, кутана отправляли в Чириютовский и Бабаюртовский районы. У нас тоже забрали паспорта и военные билеты и сказали, чтобы мы их догоняли. За поселок Сулак, куда нас. троих пастухов, определили, дошли пешком. Противотанковые рвы организовывались всем народом. Работали здесь и женщины, и дети. Мужчины сетовали, что уж лучше на фронт, чем здесь копать. Было не совсем комфортно здоровым мужчинам находиться здесь, среди женщин и детей. Мы осознавали уже, что нас скоро отправят на фронт, и морально к этому были готовы. Двое с Акуша и один лакец, с которыми довелось работать вместе в этих самых окопах. Там от нас больше будет толку, понимали мы.
Вскоре мы пошли по домам, чтобы собраться дальше в путь. Акушинцы уехали, а мы пошли пешком в горы, ночуя под открытым небом, и дошли только через пятеро суток.
Через некоторое время в наш аул пришла повестка, по которой наших ребят вызывали на призывной пункт, располагавшийся тогда в Кумухе. Из соседних аулов подошли молодые люди, односельчане из Ханара: Дибиров Омар, Газилаев Гиюв, Гаджиев Толгат собрались и пошли в районный центр Кумух. С ними и я пошел, чтобы узнать, прислали мой военный билет или нет.
– Зачем тебе старый военный билет? – спросили меня в военкомате. – Давай мы тебе выдадим новый, и ты можешь уже отправляться вместе с этими призывниками.
Поставили сразу в строй. Мы стали просить, чтобы нас отпустили попрощаться с родителями, с семьями. Но отпустили не всех. Из наших аульчан отпустили только Дибирова Омара, чтобы он мог сообщить всем семья о нашем срочном призыве. Остальных 68 ребят со всех лакских сел построили в строй для переклички.
На ночь нас разместили в местной школе. Пока мы там располагались, со всех аулов в суматохе уже стали сбегаться наши матери, сестры, жены, неся с собой какой-нибудь провиант в дорогу и предметы первой необходимости.
Та ночь запомнилась навсегда, буквально врезалась в память острым клинком. Мы поднимали сами себе и друг другу дух как могли перед разлукой. Пытались даже веселиться и танцевать… Однако плачущих было все равно больше. Здесь оказались две молодые пары, свадьбы которых были назначены на ближайшие несколько дней, но так и не успели состояться. Парни уходили на войну. Одна пара была из аула Щара, другая из Шовкры. Молодежь собралась вокруг них и пела частушки, словно пела бы на их свадьбе. Потом эти две девушки и двое ребят, которые собирались пожениться, спели вдруг вместе так душевно, что все, кто это слышал, не могли сдержать слез от жалости к их, возможно, загубленным уже судьбам. Песня долго еще звучала у меня в голове, и в самые тяжелые дни, когда я был уже на фронте, а потом в плену, она звучала как отголосок мира, надежды на светлое будущее. Она звучала у меня в голове даже в самом первом моем бою под Харьковом, близ станции Лозовая, у села Алексеевка, когда я видел, что оба этих молодых парня погибли,