этой твердыни. С другой стороны, он был убежден, что решительный удар, нанесенный джарцам в Закаталах, разом прекратит сопротивление остальных обществ и даже вынудит к покорности ближайшие племена нагорного Дагестана.
Семнадцатого февраля, у монастыря св. Стефана на Алазани, окончательно сосредоточился весь русский отряд, назначенный к экспедиции. Здесь, под начальством генерал-лейтенанта князя Эристова, проведшего большую часть своей боевой службы на границе Кахетии и Лезгистана, собрано было восемь с половиной пехоты[6], весь Нижегородский драгунский полк, пять сотен казаков и пятьдесят восемь орудий. Двадцатого числа к отряду прибыл фельдмаршал, а двадцать четвертого войска перешли Алазань у Муганлинской переправы: пехота и конница по мосту, а обозы и пушки были переправлены на трех огромных паромах.
Такого большого отряда еще никогда не видали лезгины. Невозможность сопротивления была так очевидна, что все старшины и представители народа в тот же день явились в русский лагерь и были представлены Паскевичу. Они повторили перед ним желание удержать за собой Закаталы.
Паскевич отвечал отказом. Тогда старшины объявили, что они готовы уступить и самые Закаталы, если только удостоверятся, что сохранят за собой все привилегии и право на владение ингелойцами. “Единственное мое условие с вами, – отвечал главнокомандующий, – это прощение виновных, если народ изъявит безусловную покорность, и конечное истребление тех, кто осмелится сопротивляться”. Он тут же объявил, что джарские земли отныне всецело войдут в общий состав Русской империи, и, отпустив старшин, дал им несколько часов на размышление.
Лезгины покорились безусловно. В тот же день старшины их снова явились в лагерь и остались в нем заложниками спокойствия и тишины народа. Но среди прибывших людей не было ни одного представителя джарцев. В Джарах тем временем шли еще горячие прения и шумный джамат продолжался весь день и целую ночь. Байгуши, которым терять было нечего, и масса людей, не надеявшихся получить прощение за прежние шалости, требовали боя; люди рассудительные стояли за мирное решение вопроса, – и дело между ними едва не дошло до кинжалов. Тогда выступил вперед старый Мамед-Вали, один из почтенных джарских старшин, и сказал народу: “Безумные! теперь ли затевать ссору, когда русские стоят на пороге вашего дома? Чего вы боитесь? Те, которые умели щадить жизнь и имущество жителей богатого Тавриза и Арзерума, не откажут и нам в великодушии. Вспомните, что первая пуля, пущенная из Джар, уничтожит нас поголовно”. В длинной речи он указал народу на ту счастливую будущность, которая, быть может, ожидает джарцев под управлением России, и сумел примирить обе враждующие стороны. Двадцать шестого февраля представители народа с поникшей головой явились к Паскевичу; они поднесли ему хлеб-соль и повергли к стопам его ружье и шашку. Паскевич принял оружие как знак безусловной покорности и объявил следующие условия:
Весь Дж�