созывать Сенат в храм Юпитера Наилучшего Величайшего, на собрание. Нужно было определить день Латинского праздника на горе Альбан, обсудить, какие провинции нуждаются в новых правителях. Распределить по этим провинциям преторов и консулов.
Иные из народных трибунов преступили дозволенные границы, смущая народ, – это тоже надобно обсудить. Скавры обязаны остановить этих крикливых глупцов, уподобясь плотине, сдерживающей вешние грязные воды.
Кто-нибудь из Цецилиев Метеллов опять будет гнусаво разглагольствовать об упадке нравов среди римской молодежи. Но, утомленные скукой, сразу десяток-другой человек прервут его…
Старо и привычно все. Люди вокруг, Сенат, весь Рим да и сам Гай Марий нисколько не изменились, лишь постарели на год. Будет Гаю Марию пятьдесят семь, а потом – шестьдесят семь… А потом эти нудные, глупые люди сожгут его на погребальном костре, и он растворится в небе струйкой дыма. Прощай, Гай Марий, знатный свинопас… Все равно ты не был римлянином.
Глашатай умолк. Гай Марий вздохнул глубоко и пошел прочь, оглядываясь по сторонам в надежде увидеть поблизости кого-нибудь, кого можно было бы пнуть как следует, чтобы на душе полегчало.
И тут встретился он глазами с Гаем Юлием Цезарем. Тот улыбался, будто прочел его мысли.
Гай Марий остановился, отведя взор.
Гай Юлий – после смерти брата Секста старший из Юлиев Цезарей – был рядовым членом Сената. Высокий и подтянутый, истинный военный. Лицо его было симпатично несмотря на возраст – пятьдесят пять лет. Красивое лицо, обрамленное пышными седыми волосами. Такие люди уходят из жизни постепенно, такие и в девяносто, на трясущихся ногах, ходят в Сенат и поражают всех удивительным здравомыслием. Такие не оканчивают жизни под жертвенным топором. Именно такие и делают Рим Римом, когда приходит к этому время. Да, именно такие, а не стадо Цецилиев Метеллов. Потому что они – лучшие из всех.
– Кто из Метеллов собирается сегодня вещать? – осведомился Цезарь, когда вместе они стали подниматься по широким ступеням Храма.
– Тот, кто хочет взобраться повыше, – отвечал Гай Марий. Густые его брови поползли вверх, а затем вниз, точно гусеницы по ветке. – Старина Метелл, вероятно. Младший братик нашего верховного жреца.
– Разве?
– Полагаю, он хочет стать консулом на следующий год. Ему пора готовиться к этому.
– Думаю, что ты прав, – отозвался Цезарь.
Гай Марий по старшинству пропустил Цезаря вперед и вошел следом в священное жилище Юпитера Наилучшего Величайшего.
Центральная зала плавала в полутьме – солнце не заглядывало в храм. Но лик божества светился багрово, будто раскаленный незримым огнем. Древним было изваяние, много веков назад слепил его из терракоты знаменитый этрусский скульптор Вулька. Позже добавились одежды из слоновой кости, золотые волосы и сандалии, золотая молния, серебряная кожа рук и ног. Выросли ногти из слоновой кости. Лишь лицо, чисто выбритое на этрусский манер, перенятый