ни отменить, ни замолить, ни поправить.
– Не́-а! Я сейчас! Прям вот ща́с и при тебе́! – по-хамски агрессивно захохотал он прямо Ей в лицо и сразу строго, по-командирски, прибавил:
– Я скажу! Скажу́! – и топнул голой ногой.
– Хм… если ты так хочешь… – говори… Что хо́чешь, говори себе там… Хм… Я постою, подожду, пока ты там себе говоришь своё… – Она отвернулась вполоборота, по-женски игриво покрутилась, поправляя на себе платье, и вдруг снова потушила свет.
Но именно в тот момент, когда под Её тонкими пальцами щёлкнул выключатель, сын успел отчётливо и по-детски звонко отрапортовать:
– Служу́ Сове́тскому Сою́зу! – но – юзу он произнёс уже в кромешной мгле.
– Вот! – зафиксировала Она, хоть и не без улыбки, всю глобальную истинность момента, подняв вертикально вверх указательный палец в розовом маникюре, на странное несоответствие пошлости пастельного цвета которого всей важности и глобальной истинности самого момента сын обратил внимание ещё при свете. И этот странный и даже в чём-то предательский цвет, когда-то уже виденный на маникюре Матери, – он не помнил, когда виденный, – тут же зародил в нём подозрительность и необходимость привлечь Её незамедлительно, не отходя от кассы, к ответственности за всё, что́ будет сказано им, но и Ей, и сейчас, и в дальнейшем, что́ должно было, по его пра́ведному замыслу, сразу и навсегда́ привязать Её к нему́, Её сыну́, и к тому образу чаяний и помыслов, которые он считал единственно правильными и которые достались ему от Отца.
Он сразу словно стал в десять раз сильнее и бдительнее – особенно теперь, почувствовав себя единственным героем, последним из могикан[26] в этой резко навалившейся тьме, в которой пока не мог различить глазами, где конкретно в данную минуту находится Мать, но всё же ощущая фибрами Её присутствие. Успев уловить, или даже с запозданием вспомнив направление акустического источника, произнёсшего Её голосом последнее «Вот!», он, так и не найдя свой правый тапок, балансировал теперь в потёмках на одной левой ноге, поставив правую голую ступню на тёплый тряпичный верх левого тапка. И так, вприпрыжку на одной ступне, с ладонью, ровно и напряжённо приложенной к правому виску и салютовавшей по-военному одной его пустой голове, он стал, как локатор, поворачиваться в искомом направлении, стараясь сам оставаться ровно в том квадрате, где нашёл тогда свой железный гвардейский приз, местонахождение которого уже целую вечность назад было подсказано ему Отцом, и откуда он только что произнёс своё Страшное Заклинание.
Но Она, вдруг шумно оживившись, шелестя во тьме своими платьями, прошлась из стороны в сторону, на великосветский манер и издеваясь над всё время вертевшимся убогим одноногим Локатором СССР, всё искавшим движущийся по детской комнате вражеский объект в Её лице, и в спесивом, язвительном высокомерии провозгласила свой приговор:
– Но-о, друг мо-ой… Увы́!.. Маши-ина, на которой вы будете е-ехать, выйдет из стро́я! – замолчала. А потом с ещё большей уверенностью в сказанном отчеканила:
– Да! Всё! Теперь я зна́ю: будет поломка.