три дня назад улетел в командировку в Москву, обратных билетов на самолет не было, возвращался на поезде.
Ровно в час дня прибыл курьер – привез подарок от мамы. Понятно, отправила заранее, знала, что не приедет. И не в индусе с чакрами дело. Я вскрыла упаковку, внутри – небольшая картина, размером как лист формата А4. Написала ее мама явно сама – прослеживался ее стиль. На картине был изображен окруженный цветущими розовыми кустами павлин с ярким оперением. «Господи, что же с ней такое?» – недовольно пробормотала я. – «Неужели она думает, что я повешу этот ужас на стену? И буду любоваться каждый день?»
Я спрятала картину в шкаф, с глаз долой.
Позвонил отец. Сказал, что приедет завтра, ближе к обеду. Поздравил с днем рождения. Перевел денег на подарок и отдельно, чтоб сходила с друзьями, развлеклась.
«У меня нет друзей, с которыми я могла бы куда-нибудь сходить. Мой единственный друг – Петр Ильич Никольский», – ответила ему я. Беззвучно, так чтобы он не услышал.– «И если бы ты интересовался моей жизнью, то знал бы об этом».
Потом еще звонок в дверь – еще один курьер, еще подарок. От Никольского. Очень красивая упаковка – вскрывать жалко. На упаковке наклейка – вензельки, цветочки-сердечки и текст поздравления: здоровья, счастья и прочих банальностей.
Я аккуратно разрезала упаковку. Какая прелесть, книги. Мне очень понравилось. «Гиперион» Дэна Симмонса – как это мило, он запомнил, что я говорила, что не читала, но собираюсь. Но особенно, конечно, меня порадовал иллюстрированный омнибус с тремя первыми романами «Хроник Мартина Хорнамадура».
Я позвонила Петру Ильичу. Поблагодарила за подарки, он меня поздравил, мы поболтали немного – про школу, про то как у Никольского шла работа над новым романом. Мы тогда долго разговаривали… Заговорились… Заболтались… Когда распрощались, я прошла в коридор, обулась. Проверила, выключила ли свет и воду. Еще раз проверила. И еще раз. Вышла из квартиры. Замкнула за собой дверь. Подергала на всякий случай ручку. И еще два раза подергала. Пошла в магазин. Купила торт-мороженое с лесными ягодами. Вернулась домой. Замкнула дверь. Зачем-то позвонила Щегловой. Та не ответила.
Ела торт – противный, пронзительно-сладкий. Перечитывала «Мартина Хорнамадура».
Не самый лучший получился день рождения. Но, все познается в сравнении. Если вспомнить о голодных африканских дикарях, о спящих по подъездам бездомных, об умирающих от рака и о прочих несчастных – то и не самый худший. Когда я поняла, что сейчас расплачусь – нет, разрыдаюсь, безудержно и безостановочно, то торопливо отодвинула от себя книгу, чтобы слезы не попортили страницы.
Наревев море слез, я пошла в ванну – умыться. Из зеркала на меня взглянуло бледное существо с красными пятнами на щеках. Без очков мои распухшие от плача глаза утратили привычную лягушачью лупоглазость. Рот неровным, дергающимся шрамом пересекал лицо. Две косы, в которые я собирала солому моих волос, висели дохлыми крысиными хвостами. Ну и уродина.