перебил ее дед, – опростаться добром не можешь, натеряла по двору, как овца!
Тут юмор ситуации дошел до бабоки, и она хмыкнула, закрывшись ладонями, что и разрядило ситуацию.
– Ты посмейся мне, посмейся! Лучше возьми-ка ковшик да полей…
Дед никогда долго не размышлял, действовал, как подсказывала крестьянская мудрость. Она же и подводила. Властные органы часто путали здравый смысл хозяйственника с попыткой присвоения им общественного добра, поэтому вместо благодарности чуть что стремились людям приписать посягательство на колхозное добро. Презумпции невиновности они не признавали, подозрения были выше статьи закона, особенно отличались молодые выдвиженцы.
Маму колотило мелкой дрожью после наезда следователей и, как могла, вправляла мозги своему отцу:
– Мало отсидел? Еще захотелось? Теперь отправят не в Минусинск дома рубить, а куда подальше – золото копать или лес валить.
Дед отбивался по-своему:
– Пока расшевелятся в районе, пока согласуют, овцы окочурятся, а виноваты будем мы.
Дядя Вася Желтяков ревностно исполнял сторожевые обязанности. Новоселье стада овец деревенские подростки решили отметить, не откладывая…
Встречает дед маму и говорит:
– Придет Желтяк, выдай ему денег на дорогу.
– Куда ж он собрался?
– Разве не знаешь? На войну призывают, вот повестка пришла.
Мама повертела листок из школьной тетради, головой покачала:
– Ты че, в своем уме? Это же – филькина грамота. Тебе нихто не почитал, че тут написано?
– Да нет, – недоумевает дед.
– Так слушай: «Повестка. Приказываю деду Желтяку, жителю деревни Малиновка, явиться в район… При себе иметь картошки, хлеба буханку, денег сколько есть». Небось, Колька Гоцман сочинил… А тебе хто принес повестку эту?
– Да сам Желтяк и принес, я его отправил домой собираться.
Мама наказала отцу поговорить с ребятами – распоясались, так до беды недалеко.
– Представляешь, приезжает в райцентр этот «божий одуванчик». – «Ты хто и зачем пожаловал?» – спрашивают. – «Из Малиновки я, вот по повестке…» А там люди сурьезные, военные, им не до шуток, опять тебя вспомнят.
Дед тут же направился к дому Желтяковых. Там – переполох, бабка плачет, девчонки ревут, сыновья насупленные сидят, важные – им отец уже наказал хранить семейные традиции в случае своей гибели. Тут же в полном сборе и наши пройдохи. Дед Юха прихватил одного за руку, другого – за ухо, тотчас выявил зачинщика, им действительно оказался Колька Гоцманов, и ремнем объяснил, что будет впредь с каждым, если не возьмутся за ум. Дед никогда никого не бил больно, больше стращал – свои же ребята, племянники, внуки, дети единоверцев-колхозников. Они тоже не боялись деда, так – остерегались, порядка ради, хотя иногда и над ним самим подшучивали.
Перед церковными и советским праздниками дед садился за стол,