и не требуется, вы сами справитесь: каждый день утром и вечером – теплая ванночка с солью и массаж. После – туго спеленать и в кроватку, только на спинку. Следите, чтобы спинка всегда была прямая. Перинку или ватный тюфячок уберите». – «Какая перина, – говорю ему, – наволочка с сеном!» – думала разжалобить, а он: «Вот и отлично!» Уже у двери окликнул: «Прежнюю няньку увольте, запретите даже прикасаться к мальчику!»
Мама не знала, что сказать: попробуй уволить свекровь! Как вернулась на постоялый двор, уже и не помнит, словно на крыльях летела. Потом долго вспоминала, сказала дохтору «спасибо» или так ушла на радостях?
Совсем недавно я нашел подтверждение маминой догадке, удивительно точно уловила она, откуда у него такая добрая душа: будущий знаменитый «дохтор» родился и воспитывался в семье священнослужителя, окончил духовное училище, затем поступил в семинарию. Однако оставил ее, решив, что его стезя – не в духовной помощи страждущим, а в телесной. Одному Богу известно, как он надумал из Вологодской губернии уехать в Сибирь, в Томск. Окончив здесь Императорский университет, он на всю жизнь стал детским доктором, причем специалистом по инфекционным заболеваниям. Как он принял «непрофильного» больного мальчика, не трудно догадаться: воспитание и долг врача не позволяли отмахиваться от пациента, даже если он не его больной. Конечно, он без труда оценил состояние мамы и не мог отправить ее по необходимому адресу, в другой конец города.
Пытаюсь восстановить в деталях мамину поездку в Томск и расписываюсь в беспомощности. Мне не хватает чувств точно пережить то, что пережила и прочувствовала она. Причем без какого-либо сомнения в необходимости того, что она делала. Сообщение тогда с областным центром было только гужевым транспортом, на лошадях. Путь не близкий, почти 70 километров. Сама поездка для мамы стала испытанием: она еще не бывала в большом городе. Хорошо, что дед вошел в положение.
За сутки дорогу не осилить, значит, приходилось им где-то ночевать. Приезжие в городе останавливались на постоялом дворе, располагался он не в центре. Однажды и я побывал в нем, когда приезжали с мамой за Ваней, который учился в школы—интернате глухих детей. Слух он потерял в десять лет от менингита.
Район постоялого двора запомнился своей живописностью: двухэтажные старинные особняки, украшенные резными карнизами и наличниками, рядом – Белое озеро, до сих пор культовое место горожан.
Маме же было не до красот: дед остался при лошади, а она, подхватив полуторагодовалого Ваню, отправилась по указанному адресу. На общественный транспорт надеяться не приходилось. Топала на своих двоих. «Ох—х—хо, – вздыхала она, рассказывая, как искала больницу, и всякий раз отмечала, что ей было тяжело нести сына на руках: «Даже мешок с картошкой нести было легше, тот лежит на плече и лежит, а этот норовил выскользнуть, все руки оттянул». Лето в Сибири жаркое, туалета не найти, воды попить