семье! Пусть эта тайна останется между нами, прошу! Умоляю! – она встала на колени в своей прекрасной юбке.
– Ты знала, на что идёшь, когда говорила об этом. Тебя никто не вынуждал и не тянул за язык. Ты мастерски врала почти сорок лет, что мешало мастерски врать и дальше? – издевался Матвиенко, убитый досадой. – Ты права. Не нужно портить жизнь твоей семье. Нужно менять её в пользу твоего счастья.
Нашего счастья, – он сменил тон голоса и вытер слёзы с лица любовницы. – Ты не должна так переживать. Главное, что мы есть у друг друга. Ну, я пойду к себе в комнату.
– Нет, Марсель! Останься, прошу! – взмолилась графиня Зейлер. – Я не усну, если тебя не будет рядом!
– Ну ладно, – он улыбнулся, а затем принялся раздеваться чтобы лечь в постель. Катерина Мстиславовна пошла в ванную, чтобы смыть остатки макияжа, а затем, вернувшись, тоже легла в уютную кровать и выключила ночник.
Она и Марсель Сергеевич почти сразу уснули. Утром, чтобы не вызывать лишних подозрений у домашних, Марсель Сергеевич удалился в спальню, где ему постелила Эмма.
***
Никита Чернов вместе с Корнеем Мстиславовичем вошли в свою спальню, что называлась в этом доме Теневой из-за того, что проникновению большей части света в эту комнату мешал огромный дуб. Сейчас, осенью, его ветви без листьев действительно напоминали длинные пальцы какого-то мифического создания, и, отбрасывая тень на узорчатый палас в спальне, благодаря лунному свету, нагоняли неприятное чувство уязвимости. Впечатлительному человеку могло ненароком показаться, что длинные хваткие пальцы сейчас же разобьют оконное стекло и устремятся выхватить его ничтожно маленькое, по сравнению с тенью ветвей, тельце, и утащить в огромный рот монстра. Однако природа не наделила Никиту и Корнея Мстиславовича такой обширной фантазией или же какими-то серьёзными проблемами с психикой, чтобы отказываться проводить ночь в Теневой спальне. Напротив – здесь располагались две удобнейшие односпальные кровати, прекрасно подходившие для отца и сына, благородный, выдержанный в тёмно-бирюзовых тонах интерьер, прекрасно подходящий к именно тому стилю, который предпочитали Черновы.
Никита упал на выбранную им кровать, включив тускло горящий настольный абажур тёмно-зелёного цвета, что стоял на его прикроватном столике и вздохнул:
– Я до сих пор не понимаю, отец, – начал он. – На кой чёрт мы торчим на этой скучной тусовке? Меня уже тошнит от этих Зейлеров! – он показал рукой на горло.
– А тебе что, жалко съездить в гости к родственникам? – дерзко усмирил его Корней Мстиславович, завязывая пояс своего чёрного бархатного спального халата и смотрясь в напольное зеркало в обрамлении из тёмного дерева. – Жалко побыть с отцом у его сестры какой-то месяц-полтора? – он вскинул брови, посмотрев на сына через зеркало.
– Ниферио-Ритио, отец! – Никита, лёжа на кровати поднял вверх руку и тут же опустил её. – Не забывай! –