блюдо оказалось нетрудно. Директор музея был другом отца Коры. К концу осмотра, когда в музее остались лишь сливки избранного общества, он отпер дверцы витрин и собственноручно извлек оттуда несколько прелестных вещиц, с тем чтобы обратить внимание заинтересованной публики на ряд экспонатов.
К тому времени, когда мы начали собирать пустые бокалы из-под шампанского, народ столпился вокруг профессора и директора.
Когда я вынимала блюдо из витрины, Кора заслонила меня. Мы поставили на блюдо четыре бокала из-под шампанского, и Кора, не таясь, мимо всех гостей вынесла этот миниатюрный поднос в подсобное помещение, где была раковина и хранились бутылки. Я заблаговременно подшила к изнанке своей «слоновой» накидки отстегивающийся карман, который легко принимал трофеи моих разбойных походов. Потом мы собрали оставшиеся бокалы, ополоснули их в соседней комнате и откланялись. Отец Коры с отсутствующим видом помахал нам. «Jeunesse dorée»[1], – промолвил директор музея. Сам же профессор щедро наградил нас за обслуживание, ибо предполагал, что сама по себе выставка нас ни капельки не интересует.
Кора рассказала мне, что отсутствие блюда было обнаружено ассистентом два дня спустя. Поднялся ужасный шум. Полиция и представители страховой компании принялись за неофициальное расследование, ибо, учитывая высокий статус гостей, никакие подробности не должны были просочиться в печать. Розыски велись на основе списка приглашенных, а про меня и Кору даже и не вспомнили. В конце концов подозрение пало на китайского атташе по вопросам культуры, в неподвижных чертах которого якобы можно было углядеть некое содрогание, когда он услышал, что все китайские сокровища были заимствованы из лондонских и берлинских музеев. Причем дело явно провернул профессионал, ибо речь шла о блюде под селадоновой глазурью, особенно изысканном и древнем экспонате, который не произвел бы на профана никакого впечатления.
– Ну и вкус у тебя, – заметила моя подружка, – я бы скорее взяла блюдо цвета бычьей крови. Впрочем, все это чисто теоретический разговор, ведь не могу же я водрузить подобное блюдо на подоконник, как ты!
Дело кончилось тем, что страховая компания отвалила изрядную сумму музею Виктории и Альберта, а жена китайского дипломата спустя два дня после моего проступка вылетела в Пекин, что и сочли подтверждением их вины.
Впрочем, это блюдо принесло мне беду.
Началось все к двадцатилетию Карло. День рождения пришелся на субботу, а матери как раз на выходные выпало дежурить в доме для престарелых. Она хотела было поменяться дежурством с одной сослуживицей, чтобы не работать в день рождения своего любимца, но этому воспротивился сам Карло. Он, мол, больше не ребенок, для которого мамочка печет пирожные, с него будет вполне довольно, если вечером они вместе выпьют по рюмочке вина.
Короче, мать ушла на работу, а Карло решил воспользоваться ее отсутствием, чтобы устроить небольшой праздник. Это и вынудило его – как я тогда полагала – посвятить меня