мой господин, – вздохнув, ответил Ефрем. – Тебе, наверное, также донесли, что на самом деле я присяге своей не изменял.
– Донесли, но что это меняет?
– Означает это, что я умею держать слово. Но коль нет мне пути на родину, а погибели могу избежать, не запятнав своей совести, то слово даю, что за честь, мне тобою оказанную, правдой отслужу! Бог мой свидетель!
– Хорошо сказал! – улыбнулся Гафур. – Ну, к делу!.. В бумагах мы пользуемся обычно уйгурской или персидской грамотой. Что из этого тебе ведомо?
– Уйгурская.
– Тебе принесут перевод некоторых бумаг, касающихся торговых дел, посмотри и, если где есть неточности, поправь. Каждый день после полудня тебя будут учить фарси – языку персов. Писать и читать, чтобы в будущем русские тексты перекладывал на персидский. Все понял?
– Понял, мой господин. Да благословит тебя небо…
– Вот что, Ефрем, – перебил его Гафур, поморщившись, – не надо подражать моим слугам в славословиях, когда мы одни. На людях – другое дело. Мне лизоблюдов и без тебя хватает. Больше работай, поклоны потом.
Гафур понимал, что униженному человеку в десятки раз приятнее приближение до власть имущих, чем дорогие подарки. Так он хоть на минуту сбрасывает постоянный изнуряющий страх. Подачка ласкает стяжателя и злит гордого. Бывает так, что раб, подкупленный простой лаской, готов жизнь отдать за миг без страха и видит в собственном тиране источник счастья.
Он хлопнул в ладоши. На пороге появился Шариф.
– Ступай за ним, – сказал Гафур Ефрему, – тебе все покажут и всему научат. Но помни мои и свои слова!
Ефрем поднялся с колен. Пятясь в низком поклоне, он и Шариф вышли из покоев хозяина.
Шариф привел его в небольшую светлую и уютную комнату. Стены расписаны орнаментом, на полу большой ковер. В углу – диван с валиками подушек, на полу низкий столик и рядом подставка для чтения книг. В углу несколько сундуков разной величины.
– Здесь будешь жить, – ровным бесстрастным тоном заговорил Шариф. Показал на сундуки:
– Здесь книги и свитки, там же чистая бумага и чернила. В том маленьком – одежда и все, что тебе надо будет для себя. – Заметив иронический прищур Ефрема, сам улыбнулся, – захочешь, чтобы сундук с добром стал больше, хорошо послужишь хозяину… На мужской половине дома можешь передвигаться свободно. На улицу – только с господином или со мной. Все понял?
– Понял, достойный Шариф, – низко кланяясь, ответил откровенно обескураженный Ефрем.
Шариф, не скрываясь, пристально, долго смотрел на Ефрема. Тот ждал, не разгибаясь. Шариф усмехнулся, показывая свое превосходство, и пошел прочь. «Слуги везде одинаковы, – подумал Ефрем. – Чем выше – тем опаснее».
Несколько месяцев Ефрем правил переводы русских бумаг. Касались они только торговли, других ему не давали. Но и этого было довольно, чтобы разобраться, как и чем ведется здесь