её здесь. Просто знал – и всё тут! Озираясь по сторонам, я напряжённо искал её среди прохожих, но всё-таки не заметил, как она подошла.
Леа дружески похлопала меня по плечу и предложила:
– Пойдём посидим где-нибудь, поболтаем?
Ни у меня, ни у неё не было ни малейших вопросов по поводу нашей встречи – как будто мы заранее условились о ней. Но я никак не мог вспомнить тот момент, когда мы договаривались. Какое-то странное чувство – знаю, во сколько надо прийти и куда, но совершенно не помню, когда мы говорили о встрече. Лишь много позже я понял, что так функционирует амнезия, заданная в гипнотическом трансе. По такому принципу работают и неотвратимо реализуются гипнотические программы внушения, забытые и потому неосознанные нами…
Мы зашли в кафе и сели за столик в углу. Я заказал кофе, Леа – минеральную воду.
– Эх, неблагодарное дело – разрушать сложившиеся стереотипы и догмы: проклянут и свои, и чужие. Но без этого болезненного процесса нам, к сожалению, по большому счёту ничего не понять, – сказала она с нарочитым вздохом и улыбнулась мне. – Так что приготовься – буду снимать о тебе кино! Разрушать твои стереотипы самого себя! – она повертела в руках портативную видеокамеру, которую принесла с собой.
Я посмотрел скептически: сниматься я не очень любил, к тому же не совсем понял, о чём она говорит.
– Выводить из клетки – нелёгкое занятие, но нельзя понять истинную сущность клетки, находясь внутри неё. Дзен, мой мальчик, дзен. Чтобы рискнуть разрушить привычность, надо обладать силой и смелостью. Только так можно получить знание того, как всё происходит на самом деле.
Тут Леа вдруг подняла руку и щёлкнула пальцами. Со мной начало что-то происходить. Я как будто отключился. Выпал из ситуации и временного континиума. А когда «включился» снова, понял, что часть времени «отсутствовал». Такое состояние бывает, когда едешь в поезде и смотришь в окно. Под монотонный стук колёс «проваливаешься» и потом снова «всплываешь». Леа смотрела на меня как ни в чём не бывало. «Наверное, просто устал, – подумал я. – Жаль, что пропустил часть её монолога». Леа продолжала говорить:
– Как часто, поняв что-то, мы преждевременно делаем однозначное утверждение: «Так и только так!» Но позже, по прошествии времени, вдруг начинаем понимать, что и антитезис сказанному и понятому нами также верен. И тогда, запутавшись, мы с сожалением осознаём, что не можем ничего по-настоящему стоящего выразить словами, ведь обе стороны верны. Или же неверны одновременно – что, впрочем, одно и то же. Что не можем мы передать своего знания мудрыми изречениями, хоть все разобьёмся в пух и прах. И важно не то, что сказано или написано, а то, как это понято, как интерпретировано. Что всё суть отношение, интерпретации. И от понимания этого становится как-то грустно на душе, – она состроила печальную гримаску, посмотрела на меня и… опять щелкнула пальцами.
Я снова выключился и через некоторое время включился. А Леа опять смотрела на меня так, как будто ничего не произошло. «Что за чертовщина», – подумал я.
– Что-то мне нехорошо