в 1957‐м). Евгения Клем, руководившая подпольем в женском концлагере Равенсбрюк, покончила с собой в пятидесятые годы, не выдержав допросов и подозрений.
Судьба других героев Сопротивления, таких как Александр Печерский, Михаил Девятаев, генерал Зотов, Розалия Фридзон, Иван Битюков, сложилась более или менее благополучно. Однако и они в большинстве случаев лишь в шестидесятые годы смогли начать систематически собирать информацию, писать и публиковать статьи и книги об участниках Сопротивления.
При этом значительная часть бывших узников, тех, кто мог бы рассказать о себе и о своих товарищах, не доживших до Победы, не оставили свидетельств. И не только потому, что им было тяжело вспоминать пережитые мучения.
Для проверки «бывших военнослужащих Красной армии, находившихся в плену и окружении противника», постановлением Госкомитета обороны уже в декабре 1941 года была создана сеть проверочно-фильтрационных лагерей, по факту нередко представлявших собой военные тюрьмы. Сталинская концепция «у нас пленных нет, есть только предатели» в том или ином виде определяла отношение государства к бывшим военнопленным вплоть до 1956 года, когда в СССР впервые – благодаря комиссии Г. К. Жукова – официально признали факт «грубых нарушений законности в отношении бывших военнопленных и членов их семей». И только в 1995 году, накануне 50‐летия Победы, президент Борис Ельцин издал указ «О восстановлении законных прав российских граждан – бывших советских военнопленных и гражданских лиц, репатриированных в период Великой Отечественной войны и в послевоенный период».
Сегодня за пределами нашей страны о Сопротивлении в концлагерях почти не вспоминают. Среди тысяч томов, посвященных теме концлагерей, труды о лагерном Сопротивлении составляют лишь малую часть. Путеводители по мемориалам, как правило, концентрируют внимание на страданиях, количестве и принадлежности жертв, редко упоминая о Сопротивлении. Почти нет на Западе и ученых, занимающихся этой темой.
Возможно, это связано с тем, что только среди советских людей Сопротивление на оккупированных территориях и особенно в концлагерях носило поистине массовый, народный характер. Как отмечали в своих воспоминаниях некоторые немецкие генералы, такой степени ожесточенности и массовости сопротивления оккупантам, как в Советском Союзе, они нигде не встречали. Повсеместная борьба советских граждан в концлагерях была проявлением именно этого феномена, а не только естественной, универсальной воли к жизни и стремления вырваться на свободу. Частью той силы, благодаря которой СССР выиграл войну.
Кроме того, у советских военнопленных было еще одно преимущество перед гражданами оккупированных европейских стран: ощущение своей безусловной принадлежности к силе, воюющей за правое дело. К пусть даже сначала терпящей поражение, но продолжающей бороться, а потом и побеждающей Красной армии. Такая принадлежность давала советским узникам, помимо желания выжить и вырваться на свободу, и другую простую