чего-нибудь не дадите? День какой-то фиговый.
– Раненный в голову боец отправляется на родину, – протирающий свой не блистающий чистотой мотороллер Джой попытался пошутить. – Ну и как?
– Зашили. Только теперь еще и от наркоза тошнит.
– Может, это сотрясение мозга? Не проверили?
– Не проверили. Да я бы и не далась. Поехали скорее, не то я умру от разрыва сердца. – Я пыталась надеть шлем предельно аккуратно, чтобы не сильно задеть наложенные швы. – То машины взрываются, то трупы падают, то погибшие с твоим именем…
– Трупы-то не настоящие, – миролюбиво протянул сын, заводя мотор. – Держишься? Потерпи, если будет трясти. А что с моим именем?
– В этой больнице час назад парень умер от огнестрельного ранения, твой полный тезка. Жуков Дмитрий Никитич. И ему тоже двадцать лет, – попробовала перекрикивать нарастающий гул, но говорить было трудно, и я только изо всех сил обхватила сына.
Байк выкатил из ворот больницы и, перестраиваясь по Садовому кольцу в крайний левый ряд, поехал на разворот.
Три диких испуга и три облегчения. Слишком много для одного дня. Почему я могу адекватно оценивать ситуацию, когда работаю, и совершенно перестаю себя контролировать, становлюсь пугливой курицей, стоит только спрятать фотоаппарат в кофр? Будто две разные Женьки по очереди топают по свету. Одна может сутками сидеть на чердаке заброшенного дома в Карабахе, снимая, как опьяневшие от националистической ненависти армяне и азербайджанцы вырезают друг друга. Она без ужаса и соплей может работать на страшных авариях самолетов, где останки человеческих тел смешаны с обломками фюзеляжа и обрывками чемоданов, на наводнениях, где вместо земли одна засасывающая жидкая грязь, погребающая под собой мертвый скот и погибших людей. И у той Женьки так мало общего с Женькой, сидящей сейчас на заднем сиденье мотороллера, вцепившейся в сына и не знающей, как выгнать из себя ужас сегодняшнего дня.
– Держись! – вдруг крикнул сын и, не дожидаясь светофора, через две сплошные резко развернулся и поехал обратно в сторону больницы.
– Что случилось? – пыталась спросить я, но мой голос и ответ сына тонули в гуле мотора и свисте ветра в ушах. Джой что-то кричал, но я разбирала только обрывки фраз: «Сапунок… читательский в куртке… прийти не позже двенадцати…»
Въехав обратно во двор больницы, Джой резко затормозил, соскочил с байка так, что я еле успела удержать мотороллер и не свалиться. Уже схватившись за ручку тяжелой двери приемного отделения, он обернулся.
– Сапунок вчера ушел в моей куртке. Сегодня в одиннадцать позвонил, что принесет ее. В куртке был мой читательский. Если у него не было других документов, они могли решить…
– Явно ниже тебя, светлый, заросший, – говорил хирург Валера Джою. – Его привезли уже с остановкой сердца и большой кровопотерей. Даша, узнай, тело еще здесь или отправили в морг. Его вещи должны быть в приемном. Подождите здесь. У меня еще одного с ножевым привезли из казино. Наигрался!
Надев на голову шапочку, только бутылочный цвет которой мешал принять его