бабушка, давно уже обзавелась другим, близким ей по возрасту мужем, мою мать она хотела забрать туда же, в свою новую семью, но дед дочь не отдал, запустив кучу связей, чтобы она осталась с ним. Я свою бабку никогда не видел и очень сомневаюсь, что ее помнила мама. Наконец, у деда появилось свободное время, чтобы заняться устройством личной жизни обожаемой дочери.
Люся особой красотой не блистала, хотя, это кому как, дед всегда настраивал ее на то, что она просто великолепна. Понятно, при таком папаше недостатка в кавалерах не испытывала. Познакомиться с ней, стать своим в нашем доме – значило уже преуспеть, оказаться в сливках высшего общества. Вот и крутились вокруг нее самые разные люди: бездельники из хороших семей, начинающие карьеристы, поставившие себе цель преуспеть всеми возможными способами, и другие, совсем разные, а часто и просто случайные, люди. Все они были бы рады породниться с человеком, который еще совсем недавно власть и силу при своем покровителе имел преогромнейшую. Одно время Люсенька вообразила, что из нее получится гениальная актриса и, успешно поступив в театральный институт, стала завсегдательницей премьер, бенефисов, вернисажей. Увлечения ее сразу сказались и на составе поклонников, возле нее теперь завертелась творческая молодежь: начинающие артисты, художники, певцы, писатели, а еще такие же, как и она, прожигающие жизнь в модных институтах, студенты. Из них она и выбрала мне папашу.
Ее мужем стал начинающий оперный певец, талантливый, подающий надежды и красивый как античный бог. Может, именно это, а не его связки, вызывало аншлаг в театрах, когда из каждой ложи на него устремлялись жадные и вожделеющие женские глазки, а то и слезы умиления из них капали в непременно кружевной платочек. Но когда Люся стала его законной супругой, вал поклонниц как-то отхлынул, поредел, обнажив не столь блистательные, как казалось издали, обстоятельства. Бас оказался не так уж и юн, хотя до сих пор ходил в молодых и начинающих, а при ближайшем рассмотрении, рядом, а не из партера – и не так уж красив, в этом проявлялось искусство его личного гримера и костюмера. К тому же, был он глухим провинциалом, из какого-то такого местечка, о котором Люся за всю свою жизнь ни разу не слышала, и даже на карте ни разу не видела. И мужем он стал никаким, по многим причинам. Даже, как услужливо шепнули как-то Люсе его бывшие подружки – засматривался не столько на женщин, сколько на мужчин, что, конечно, в те времена, являлось грешком постыдным и требующим сугубой конспирации, иначе и сесть можно было, на неопределенно-долгий срок, поскольку со светлым образом строителя коммунизма, никак этот грех не сочетался. А в довершении всего, оказался он просто пьяницей и дебоширом, которому не место в профессорской квартире на Смоленке, откуда дед его быстренько и попер, выдержав приличный срок после моего рождения. Да и потом постарался сделать так, что предложили моему папе ведущую партию в театре, который находится недалеко от полярного круга, а отказаться тот не посмел, потому что ближе работы