коллегой и переводчиком с итальянского Сергеем Тихолаповым. Тейхриб поймал себя на мысли, что продолжает проверять свои знания об удивительном предмете, который достался ему за десяток лир. Собственно, за оплату автобусного путешествия с полуслепым итальянским старьевщиком, которого он про себя назвал Джузеппе Сизый Нос.
А случилось вот что. Успешно оторвавшись от группы отдыхающих (а вернее, от делегации профессоров и преподавателей из стран бывшей социалистической коалиции и престарелого гида – еврея-эмигранта, говорившего, казалось, на всех языках мира), усмехаясь про себя тому, что весь эпизод до неприличия напоминает кадры из фильма «Бриллиантовая рука», профессор Родион Карлович Тейхриб скользнул в тень небольшой цветущей улочки Плени. Пару раз он, словно заметая следы, зашел в мелкие сувенирные лавки, перебирая в кармане брюк монеты из суточных, выделенных ему комитетом по содействию странам Восточной Европы. Наконец он оказался на углу все той же Плени и Пиаццы Лима.
«Неплохо бы изучить и окраины Милана. Не только ведь дворцами красив город, но и его людьми, – оглядываясь по сторонам и щурясь на освещенную ярким солнцем улицу, размышлял Тейхриб. – Иначе так и просидишь всю поездку в аудиториях да конференц-залах».
Именно в этот момент он ощутил какую-то звенящую пустоту в голове, которая спустя мгновение превратилась в тупую боль в области левого надбровья. Он остановился и, сильно нажимая, потер бровь ладонью, помассировал висок, но боль не ушла, а только усилилась. Он даже обхватил голову руками, вспомнив, как Штирлиц учил Мюллера бороться с мигренью.
«Что за черт?» Сняв очки, растерянно и устало оглядел он внезапно опустевшую улицу. Неподалеку, на автобусной остановке, мирно положив загорелые руки на колени, сидел одинокий старик. Он был маленького роста, в клетчатой фланелевой рубахе, в синей велюровой жилетке и в потертой кепке а-ля «одноэтажная Италия».
Тейхриб медленно подошел к пожилому человеку. Глядя в его узкое лицо с длинным сизым носом, даже не задумываясь, как объясниться, Тейхриб постучал двумя пальцами себе по лбу и, нарочито поморщившись, спросил: «Где аптека? Фармасия?» Дальше он стал взывать более эмоционально: «Анальгин, голова. Теста, теста бо-бо, очень сильно – теста малато!» И наконец, в отчаянии воскликнул: «Черт ногу сломит с этим проклятым итальянским!».
Старик, словно он был готов к этой жалостливой просьбе незнакомца, привстал с пластиковой скамейки, коротко махнул сухой, в пигментных пятнах рукой, приглашая Родиона Карловича в – бог знает откуда взявшийся – обшарпанный, донельзя запыленный городской автобус с номером 64W.
Как загипнотизированный, профессор зашел в пустой салон и бухнулся рядом со стариком на сиденье за спиной водителя. Автобус 64W немедленно тронулся, недовольно пофыркивая. Водитель повернулся к старику, глянул ему в глаза, мотнул головой: «Этот?» Сизый Нос только