руку. Пасть черная, слюни капают, глаза горят бешеной злобой. Ах… тыыы!!!…
В глазах потемнело, сердце заколотилось, дыхание участилось.
– За мной пришла, тварь?! – внутри вскипело все. – Ну, погоди у меня!
Решительно двинулась к двери. Схватила ухват. Да пока дошла, да скинула щеколду – устала. Ох… Тяжел ухват-то, куда уж старой махать им…
Отставила в сторону, подумала, вышла в холодные сени. Здесь в горшке лежали куриные потроха – оставили с дедом, лису приманить. А ежели уйдет, так и самим полакомиться. Хоть и малость, но еще на раз щи сварить хватит. Или печево какое сделать – дед колобок с потрошками любит. Любил…
Эх, муки бы…
Открыла ларь – пустой, открыла другой. Поскребла по сусекам. Горсть муки и набралось. Нашла в миске замерзшие остатки яйца. Соскоблили тогда с пола, отложили – не пропадать же добру. Вздохнула: сметанки бы ложку… Но, чего нет, того нет. Коза-дереза дурная была, сбежала себе на погибель. Вернулась в горницу. Подошла к печи, раздула угли, сунула чурку. Маловато дровишек, ну да на один-то раз хватит.
Затрещало, жаром обдало. Растопилась печь.
Всыпала в миску муку, плеснула водицы, вмешала остатки яйца, раскатала лепешку, выложила в центр горсть потрохов, закатала в колобок, поставила в печь.
Так, что теперь?
Поискала взглядом, нашла и сняла со стены лисий силок, что дед смастерил. Снасть нехитрая – петля из пеньки, да колышек осиновый. Опасливо подкралась к окну, прищурилась, всматриваясь в яркую муть за окном.
Нет лисицы. Вроде ушла проклятая…
Из печи сладко потянуло печевом. Рот наполнился слюной, а тощий живот свело болью. Чтоб не думать, стала приделывать силок к окну – растянула петлю на паре щепок, воткнутых в раму, обмотала конец вокруг ножки тяжелого, на совесть сделанного дедом еще с полвека тому, стола, закрепила колышком.
Села дух перевести.
Колобок поспел. Красивый, румяный, с хрустящей корочкой, аромат – мертвого поднимет! Глянула в пустой надежде на деда… Нет… не поднял… Прости, господи…
Поставила миску с колобком в центр стола, супротив окна. Полюбовалась. И впрямь хорош, старый порадовался бы! Повернулась на образа, перекрестилась, поклонилась.
Кряхтя, забралась к усопшему на печь, легла рядом, повозилась, улыбнулась умиротворенно и тихо выдохнула.
Всё…
***
Треск разрываемого когтями пузыря старуха уже не услышала. Рыжая тень, со злобным рычанием, влетела в избу. Неутолимый голод и невыносимо сладкий запах, сделали рывок настолько стремительным, что тонкая петля, соскочив с щепок и захлестнув шею лисицы, порвала ей жилу. Алая кровь брызнула по столу, окропила колобка и смешалась с его дурманящим запахом. Еще не понимая, что уже умирает, лисица жадно накинулась на печеное тесто, разрывая его хрустящую корочку, мягкие внутренности и давясь нежной куриной мякотью, щедро поливая ее собственной кровью.
***
– Дедушка! Бабушка! – задорный детский голос, этим морозным и тихим утром, прозвучал особенно звонко. – Вот и Маша пришла, пирожков принесла! Обманула