Но в пьяном состоянии он был вынужден признаться себе в том, что стал ничтожеством по другой причине. Он просто ненавидел жизнь, и мог любить ее хоть немного только в состоянии измененного сознания, только пьяным он мог скорбеть по жизни с нежностью и слезами на глазах. Только пьяным он мог принять тот факт, что жизнь по умолчанию не является увеселительной прогулкой, и нет здесь гарантии на счастливый билет. Трезвым же он постоянно задавал себе один и тот же вопрос: ну как можно ненавидеть что-то, если оно того не заслуживает?
Дэйв плакал. Не навзрыд, но слезы катились по его щекам. И плакал он от осознания того, что ему суждены только вот эти короткие выбросы гормонов радости, стимулируемые алкоголем, и что за эти минуты ему еще придется дорого заплатить. Возможно, уже завтра он будет пить не ради веселья, а только для того, чтобы при пробуждении не наложить на себя руки. Возможно, уже завтра он будет болтаться где-то вместе с Початком, будет спаивать местных забулдыг и лезть с приставаниями к женщинам, от которых в трезвом состоянии старался держаться на расстоянии выстрела. Возможно, уже завтра он отправит в долгий ящик свои понятия о чести и достоинстве и полностью отдастся во власть низменных инстинктов. Но это завтра. А сегодня есть еще полбутылки виски и еще примерно полчаса этой тихой печали. И есть даже кое-что еще. Есть отдаленное чувство, что он все еще имеет право быть счастливым и имеет право попробовать изменить свою жизнь, найти для этого отправную точку. Господи, ведь стоит ему потом протрезветь в очередной раз, и он будет ненавидеть и презирать себя за одну только мысль об этом праве. В трезвости он отказывал в этом праве не только себе. В трезвости он был свято уверен, что ни один человеческий ублюдок не заслуживает этого права.
Дэйв вытер лицо подолом футболки, хотел выпить еще, но вдруг замер, бросив взгляд вправо. Сначала он подумал, что ему только лишь показалось, но присмотревшись, понял, что это не так. Ночь была довольно ясной и примерно в сотне шагов от себя, Дэйв видел человеческий силуэт. Правда, особого значения он этому сразу не придал. Мало ли, кто это мог быть. Он ведь шляется здесь посреди ночи, почему же подобный бедолага не мог делать того же самого? Дэйв закурил и выпил еще. Спустя минуту вновь посмотрел в ту сторону и тут уже заподозрил что-то неладное. Фигура человека не приблизилась и не удалилась; незнакомец стоял на прежнем месте прямо посреди железнодорожного полотна. Дэйв встал и нетвердой походкой пошел навстречу, сперва подумав, что своим присутствием прервал маршрут нерешительному путнику.
– Эй, дружище, – окликнул он. – Если ты с миром, то и я с миром. И сигаретой угощу, и выпить есть.
Человек на пути не ответил ни слова и не двинулся с места. Тут Дэйва посетила другая мысль. Возможно, это был еще более отчаявшийся тип, который пришел сюда в поисках своего последнего причала, и теперь не знал, что и делать, встретив местного алкоголика прежде огней желанного товарняка.
– Слушай, если