да, я слегка потеряла связь с реальностью, потому что набрасываюсь на этого ублюдка с завязанными глазами, вот только он ловит меня в два счета, придавливает собой как цыпленка, а после я получаю пощечину. Не сильную, но достаточную для того, чтобы я успокоилась и ошарашенная, прекратила истерику. Меня никто не бил раньше. Никогда.
– Успокоилась? А теперь слушай – он взял меня крупной рукой за скулы, а я только и могу что дышать. Больше ничего. – Ты подчиняешься мне или тебе будет очень больно.
Замираю, я под ним голая совершенно и кажется, будто кожа сейчас воспламениться от его взгляда. Этот ублюдок смотрит, я знаю, прямо сейчас. Наверное, он бы меня уже давно раздавил как насекомое, но я чувствую, что он не наваливается на меня своим весом. Почему? Я не знаю.
– Не дергайся.
Он поднимается с меня, переворачивает меня на бок, а после что-то щелкает, и я чувствую свободу в руках.
– Нет. Шевелиться нельзя. Нельзя, сказал!
Жесткий хлопок по внутренней стороне бедра, и я перестаю пытаться содрать с глаз эту чертову повязку.
Он как будто каменный! Ни жалости, ни сочувствия, вообще никаких эмоций в нем нет! Мои руки теперь свободны и я чувствую, как он снимает с них наручники и касается ладонью моих запястий. Так нежно, на контрасте с тем, что он мне говорит, но длится это недолго, потому как дальше я ощущаю давление в руке. Больно, словно… словно он затянул жгут!
– Что вы делаете?! Не надо!
– Тихо. Еще раз дернешься – я вскрою тебе вену.
Сцепляю зубы, чувствую иглу. То ли он что-то колет мне, то ли наоборот… он берет мою кровь! Вампир гребаный, он делает это прямо сейчас.
– Больно. А-ай, мне больно!
– Ты понятия не имеешь, что такое боль.
Что-то щелкает, и я сразу чувствую облегчение. Он снял жгут, рука перестала неметь, и наконец-то, этот псих вытащил из меня иглу.
– Прижми.
Сгибает мою руку в локте, и я слышу как поднимается, после чего выключается свет, и только тогда я с остервенением сдираю повязку, вглядываясь в темноту.
– Я ничего плохого не сделала! Мне надо домой. Меня мама ждет.
– Можешь забыть о своей прошлой жизни. Ты никогда в нее больше не вернешься.
– Нет! Я не верю, не верю!
– Теперь ты моя, и правило у нас только одно: ты мне подчиняешься и уважаешь, либо я тебя наказываю.
– Что вам от меня надо? Зачем я вам? Я всего лишь студентка. У меня ничего нет, кроме бабушкиной квартиры.
– Ты больше не студентка. Ты товар, и будешь меня слушаться, а я буду тебя учить.
Наконец, мои глаза привыкли к темноте, и я вижу высокую тень у дверей. Он стоит полубоком ко мне. В капюшоне.
– Чему учить? Чему?!
– Как быть рабыней. Я тебя вышколю или…
– Или что?
– Или сломаю.
Услышанное окатом ледяной воды проносится по венам, этого не может быть, не так, не со мной точно.
– Я не ваш товар! Я не ваша рабыня!
– Скоро ты будешь думать и говорить иначе.
Он нажал на ручку двери, а мне стало страшно, что я снова останусь одна в этой темноте.
– Стойте!