как над ухом прозвучало:
– Твоя очередь.
И кто-то с силой толкнул её на прогнившие от сырости доски пирса. Дашка упала, затормозила ладонями и загнала несколько заноз в пальцы. Но это было не столь важно в такой ситуации: Тоня надвигалась на неё, освещая совсем потускневшее от сумерек пространство белыми глазами-фонарями.
Нужно было бежать, когда была возможность.
Будто услышав её мысли, Тоня расхохоталась. Так хохочут злодеи в ужастиках, но Даша всегда думала, что это совсем не жутко и произойди это в реальной жизни, все бы испытали испанский стыд, но никак не страх. Теперь же, когда смех расходился волнами и резонировал об воду, возвращаясь новой волной, у Даши побежали мурашки по холодной и мокрой от испарины спине.
Она быстро зашарила по карманам, надеясь найти хоть что-то, что могло сойти за оборонительное оружие. Бабушкина куртка всегда была полна всяким барахлом, которое на долгие годы оседало на дне, и, если сунуть в карман руку, можно было достать артефакт эпохи динозавров уж точно.
Но сейчас, как назло, не попадалось ничего кроме разных фантиков, бумажек с уже не важными телефонами и рецептами, мелочь, какие-то купюры и упаковки от семян, сложенные в несколько раз.
Но Тоня шла к ней, медленно и целенаправленно, и путём отступления осталась только вода. Бурлящая вода, от которой совершенно не шёл пар, даже туман исчез, отогнанный порывом ветра, незамеченным Дашей.
– Не пытайся сопротивляться. Тебе суждено встретиться с Хозяйкой. Это честь, – задрав нос, проговорила Тоня, уже находясь в шаге от Даши. Отступать оказалось некуда. – От чести не бегают.
Наконец, Даша вспомнила о нагрудном кармане, оттягивающем плащовку вниз. Чтобы случайно не порезаться, когда лезешь рукой в карман, бабушка всегда оставляла секатор в нем. Благо, размер и замок позволяли.
Мама вечно на неё ругалась, что та в любой момент оступится и неудачно упадёт, напоровшись на острые края. Вот только Зинаида Григорьевна всегда складывала его, как ножницы, цепляя петельку, чтобы те точно не открылись. Это была едва ли не любимая бабушкина вещь, потому маленькая Даша даже однажды его схватила, когда та оставила его на огороде. У ребёнка не возникло мыслей о том, что его нужно закрыть: один раз зацепившись за острый край сверху, Даша распорола себе палец. Секатор тогда был только после работы в земле, и бабушка, обрабатывая рану зелёнкой, пугала её столбняком.
В два движения достав его из кармана и сняв предохранитель, Даша выставила его перед собой.
– Не подходи.
Тоня наклонила голову, с интересом рассматривая оружие, а потом с животным рёвом бросилась на неё сверху.
Даша упала, наполовину свешиваясь с пирса, а мавка оказалась сверху, вцепившись в её шею длинными гнилыми ногтями. Вот где столбняк, вот где антисанитария.
Секатор выпал из рук, и, тоже завопив, но только от боли, Даша принялась её душить. Поздно пришло осознание, что мавка – утопленница, и их наверняка нельзя убить. И руки у Даши совсем хилые, ещё с детства, когда