по паспорту Тимофей Семенович Заикин, 32 лет от роду, ранее судимый, будучи в Ленинграде, украл у одного истомленного дорогой господина обшарпанный коричневый чемодан. Запершись в вонючей кабинке привокзального туалета, он вскрыл его и обнаружил среди груды несвежего белья деревянную коробочку желтого цвета. В ней на бархатной синей подкладке хранилось нечто твердое напоминающее по форме мелкое куриное яйцо. Оно таинственно мерцало истекающей из самой глубины голубоватой дымкой и совершенно поразило его воображение. Пока он думал, что бы это могло быть и как этим правильнее всего следует воспользоваться, в дверь кабинки решительно постучали и твердый, привыкший отдавать властные распоряжения, голос потребовал выйти.
Тишка быстро засунул яйцеобразное нечто в карман брюк, наспех закрыл чемодан, и открыл дверь.
– Вот он! – тут же раздался вскрик господина в черном пальто, и в плечо Тишки впились пальцы мордатого милиционера.
– Это не мое! – взвизгнул воришка, отбрасывая от себя чемодан, – Я его тут нашел. Он тут стоял у толчка. Я его сдать хотел… в эту… в милицию. Мамой клянусь!
– Ага, попался! Это мой чемодан. Товарищи, он украл у меня чемодан. Он вор, – господин в пальто подхватил свою собственность, привычным движением откинул крышку, молниеносно достал деревянную коробочку, встряхнул, открыл и охнул, – Где?.. Где!.. Здесь лежало… Где?!..
Тишка отрицательно мотнул головой, мол, не знаю, это не я, а про себя подумал: «Все, спекся. Застукали». И ринулся напролом:
– Не виноватый я, гражданина начальник. Граждане, невиноватого схватили. Не я это. Не мое. Оно тут стояло. Не брал я ничего, мамой клянусь, гражданин начальник. Граждане дорогие, не допустите несправедливости. Завиноватить хотят. Ошибается, товарищ. Он его тут забыл. Бросил, а на меня гонит. Не брал я ничего. Врет он.
– Где? Где – то, что лежало тут? – напирал потерпевший, – Где?.. Отвечай!
– Не знаю я ни чего. Поклеп это. Напраслину на меня наводите. По нужде я зашел, а он тут стоит. Сам его тут оставил. Я зашел, а он стоит. Я и знать ничего не знаю. Думаю, забыл кто. Хотел в милицию отнести. Не брал я его. Не знаю ничего. Невиноватый не в чем. По нужде зашел, – тараторил Тишка.
– А ну, посмотрим, – сказал милиционер, притягивая к себе задержанного с явным намерением облазать его карманы.
– Ой, плохо мне, чей-то, братцы. Ой, граждане дорогие, плохо. Больной я. Живот у меня… хвораю…, – взмолился тот, перегнулся пополам, одной рукой схватился за пузо, а другой быстро юркнул в карман, намереваясь сбросить улику на пол. Но бдительный милиционер тут же блокировал его движение.
– Меня, гад, не проведешь, – злорадно осклабился он.
– Не брал. Не знаю. Не виноват. Больной. Чемодан тут стоял… – пролепетал Тишка, – Ой, плохо мне, братцы, тошнит…
– В кармане оно у него, в кармане, – озарило обворованного в пальто, все еще потрясающего пустой коробочкой.
– Щас