европейская интеграция и глобализация – эта книга о том, как все эти противоречивые события, процессы и явления были структурированы и связаны друг с другом в истории Германии на протяжении ХХ столетия. Ульрих Херберт – историк, почетный профессор Фрайбургского университета.
Фото на обложке: János Csatlós on Pexels.com.
ISBN 978-5-4448-2457-3
Ulrich Herbert
Geschichte Deutschlands im 20. Jahrhundert
© Verlag C.H.Beck oHG, München 2018
© К. Левинсон, перевод с немецкого, 2024
© Д. Черногаев, дизайн обложки, 2024
© ООО «Новое литературное обозрение», 2024
Часть четвертая: 1945–1973 годы
11. ПОСЛЕВОЕННОЕ ВРЕМЯ
«ЧАС НУЛЕВОЙ»
Поражение было таким же сокрушительным, как и война. Союзники теперь осуществляли то, о чем договорились еще в 1943 году: безоговорочная капитуляция вермахта, разоружение и пленение всех немецких солдат, оккупация всей Германии, разделение на оккупационные зоны, полный переход власти к союзным войскам. Немцы должны были почувствовать, что они проиграли войну. Легенды или сомнения в поражении, как после 1918 года, не должны были возникнуть вновь.
Во многих местах смена власти произошла в течение нескольких часов или даже минут – момент столь же уникальный, сколь и опасный: если ранним утром еще командовали офицеры вермахта и СС, солдаты гитлерюгенда все еще готовили к бою фаустпатроны, а партийные функционеры угрожали смертью всем, кто хотел сдаться, то во второй половине дня нацистские группы внезапно исчезли. Затем следовали несколько часов безвластия, «ничейного времени», отмеченные напряженной тишиной и страхом. Затем в город прибывали первые иностранные солдаты, за которыми следовали все новые и новые. Они действовали быстро: вводили комендантский час, арестовывали нацистов, до которых могли добраться, назначали политически лояльных людей новыми главами администраций по заранее составленным спискам и развешивали листовки с объяснениями немцам, что они должны делать и чего не должны. Немцы поменялись ролями: те, кто ранее подвергался остракизму и гонениям, вышли из тени и заняли ответственные посты. Те, кто ранее находился у власти, оказались под арестом или растворились среди населения.
Никогда еще в современной истории Германии не было более длительного, более глубокого переломного момента, чем этот. И при всех элементах преемственности и восстановления, которые рано или поздно становились заметны, более резкий разрыв в политике, обществе, культуре и праве вряд ли можно было себе представить. В этом отношении термин «час нулевой», который рано начал использоваться в современной истории, был вполне оправдан1.
Совсем недавно население Германии было дифференцировано и иерархизировано во многих отношениях, как это было и в предыдущие двенадцать лет – от малолетнего «помощника зенитчиков» до офицера СС, от простого служащего Имперской службы труда до руководителя местной группы – и униформа всех видов также делала эти различия видимыми внешне. Вскоре после этого все стали выглядеть одинаково: внезапно не стало видно партийных мундиров. Фотографии Гитлера исчезли. Флаги были сожжены, форма спрятана, документы уничтожены, медали закопаны. Одна гамбургская школьница написала об утре 2 мая 1945 года: «По дороге к станции Боргвег я оглядывалась вокруг, чтобы посмотреть, не осталось ли где-то партийных знаков отличия. Ни одного, нигде. Странно, но никто не плакал и даже не грустил, хотя любимого, почитаемого фюрера, в котором эти идиоты видели чуть ли не бога, уже не было в живых, и кнут в руках он уже не держал»2.
Те, кто раньше отдавал распоряжения, теперь сами выполняли приказы союзников. Однако казалось, что в результате подобного поворота событий не только стирались различия между бывшими «власть имущими» и «бессильными» или между жертвами и преступниками. Создавалось впечатление, что запущен процесс всеобщего обнищания среди руин. Голод, холод, власть чужаков создавали образ населения, объединенного и равного в несчастье. Это было верно во многих отношениях – удивление, дезориентация, отчаяние, облегчение и страх перед неизвестностью в будущем смешивались в охватившее население чувство шока и изнеможения: «Десятки тысяч людей разгребали завалы, все в пыли и грязи, передавали друг другу по цепочке кирпичи и куски стен разбомбленных магазинов и конторских зданий. Баррикады, возведенные несколько недель назад другими руками, теперь разбирались ими. Берлин очищался от руин. Мужчины и женщины, покрытые слоем пыли, без имен, без званий и без смысла в жизни», – записал молодой берлинец в своем дневнике весной 1945 года3. Урсула фон Кардорфф описала свои впечатления на железнодорожном вокзале в Галле вскоре после окончания войны: «Жуткие образы. Руины, среди которых бродят существа, которые, похоже, уже не принадлежат этому миру. Вернувшиеся с фронта солдаты в рваных, подбитых ватой мундирах, покрытые ранами, ковыляют на самодельных костылях. Живые трупы»4. Немецкий народ, единый в тяготах и лишениях, – вот запоминающийся и часто точный образ послевоенного периода.
Но