Берсе. – И он вовсе не ют, это совершенно ясно. Нет, он говорит, что он «юде» – иудей. Это такой народ на востоке, что убил человека, которого христиане называют богом. Это убийство совершено очень давно; но христиане до сих пор питают большую ненависть к иудеям за это дело и убивают их с радостью и не желают слышать ни о примирении, ни о вире за убитого. Поэтому большинство иудеев живет у кордовского халифа, потому что там не принято убивать людей из-за бога.
Берсе добавил, что и сам раньше слыхал рассказы о чем-то подобном, а другие сказали, что и до них доходили такие слухи; Орм же добавил, что убитого будто бы пригвоздили к дереву, так же как сыновья Лодброка в свое время поступили с главным священником Англии. Но как можно считать его богом после того, как иудеи убили его, никто понять не мог, ведь настоящего бога человек убить не может. Потом Берсе стал рассказывать, что еще он понял из речей незнакомца: год он пробыл в рабстве у ютов и претерпел много худого, поскольку не мог грести по субботам, потому что иудейский бог гневается на всякого иудея, который что-то делает в этот день. Но юты этого не поняли, хотя он много раз пытался им объяснить; они избивали его и морили голодом, когда он отказывался грести. У них он и научился тем немногим словам нашего языка; но говоря о ютах, он клянет их на своем наречии, потому что на нашем он не знает подходящих для них слов. Он говорит, что много пролил слез и взывал к своему богу о помощи и понял, что его мольбы услышаны, когда увидел, как приближаются наши корабли, и прихватил с собой за борт человека, который его много бил. Он просил своего бога быть ему щитом и позволить, чтобы тот, другой, погиб; поэтому копье пролетело мимо и у него хватило сил поднырнуть под наш корабль; а такую силу имеет имя этого бога, что он не желает называть его при мне, как я ни пытался его заставить. Вот что он говорит о ютах и о своем побеге от них; но ему есть что рассказать и о другом, что, как ему кажется, будет нам полезно. И тут много такого, чего я не вполне могу понять.
Крок сказал, что трудно поверить, будто какой-то бог стал утруждать себя заботой о несчастном оборванце, как бы тот ни кричал, но что человек этот поступил смело и хитро; и что Берсе следует разузнать, отчего этот странный чужеземец отвергает свинину с отвращением, но в то же время жадно ест куда худшую пищу. Берсе отвечал, что, похоже, со свининой дело обстоит так же, как с субботой: иудейский бог гневается, когда иудеи едят свинину; но почему он впадает в гнев из-за таких вещей, у него, Берсе, ума не хватает. Можно только догадываться, сказал он, что этот бог сам так любит свинину, что не оставляет ни кусочка своему народу; и все решили, что это правдоподобное объяснение и хорошо, что их боги не вмешиваются в такие вещи.
Теперь все пожелали знать, что еще может этот иудей рассказать такого, что было бы им полезно; и наконец Берсе удалось большей частью это разобрать.
– Он говорит, что он богатый человек у себя в стране, у кордовского халифа; звать его Саламан, и он серебряных дел мастер, и еще он говорит, будто он большой скальд.