он прижимает меня к себе, я чувствую щекой выпуклую вышивку. Я утыкаюсь лицом прямо в герб и девиз Трибунала: «Ревнители идеала».
Он поцеловал меня в макушку и отпустил.
– Так, сядем и все обсудим, Селестина! – Он пронзает меня своим знаменитым строгим взглядом, и, как и прежде по телевизору, это выражение лица кажется мне искусственным, мультяшным – совсем не тот человек, которого я привыкла видеть в домашней обстановке.
Я удерживаю губы, не даю им расплыться в нервозной улыбке. Только засмеяться сейчас и не хватало.
– Тебе предстоит в ближайшие дни пройти нелегкие испытания, но мы справимся. Ясно?
Он бросает взгляд на моего отца, который на глазах осунулся, и я впервые задумываюсь, что же он скажет коллегам, как будет руководить студией, если главной новостью окажется суд над его родной дочерью?
Я киваю.
– Будешь слушаться и делать так, как я скажу.
Я снова киваю, изо всех сил.
– Она все сделает! – Мама выпрямляется и чеканит слова.
Боско ждет моего ответа.
– Я буду слушаться.
– Хорошо. Так. – Он вынимает планшет, быстро перелистывает, просматривает какие-то документы. – Эта глупость в автобусе, – вздыхает он, покачивая головой. – Арт мне все рассказал.
Меня его слова не удивили. Выбора у Арта не было, и теперь я глубоко сожалею о том, как мой поступок отразится на всех близких. Арт конечно же рассказал ему всю правду, Арт не стал бы лгать отцу, даже чтобы спасти меня, – или? Я вдруг засомневалась, что и как следует рассказывать Боско, тем более после того, как родители велели мне солгать.
– К сожалению, уже выискались люди, которые хотят использовать твои отношения с Артом, чтобы дискредитировать и подорвать работу Трибунала. Жалкое меньшинство, разумеется. Но ты можешь стать пешкой в их игре, Селестина. – Он оглядывается на моих родителей, затем снова смотрит на меня. – Крайне неудачный момент, учитывая вердикт, только что вынесенный Джимми Чайлду: меня уже упрекают в излишней снисходительности. Но ты, Селестина, ты же всегда была самой верной моей сторонницей. С тобой все обойдется.
Я улыбаюсь, успокаиваясь.
– У меня при себе записи, но я хочу, чтобы ты сама рассказала мне, как это произошло.
Знать бы, в какую форму облек свой рассказ Арт, но мне все равно придется рассказать все как было, только бы на Арта не навлечь беду. В конце концов, в автобусе ехало еще тридцать человек, их показания в точности совпадут. От меня требуется лишь добавить, что я поступила неправильно, признаю. Это ведь нетрудно сказать.
– Две женщины сидели на местах для Заклейменных. У одной сломана нога, она села там, чтобы удобнее вытянуть ногу, а вторая – ее приятельница. Потом в автобус вошел старик с Клеймом. Сесть ему было некуда. Он закашлялся. Еле стоял. Ему становилось все хуже и хуже. Я попросила ту леди, у которой нога