которую умяла без малого за пять минут, вскакивает с дивана и несется за мной в мою спальню.
Хочу закрыть дверь, но миниатюрная фигурка, не понимая неприятность для меня своих рассказов, успевает запархнуть в комнату и запрыгнуть на кровать, подмяв под себя ноги.
– А у тебя красиво, – осматривает белые стены, кровать и белые же занавески, и себя в огромное зеркало на двери гардеробной, больше в спальне ничего нет. – Так вот, а когда мы зашли в блинную, оказалось, что там сидят наши сокурсники. И, кажется, они видели нас, когда мы выходили из гостиницы и поняли, естественно, что мы там не книжки читали. И вот что мне теперь делать?
Да Боже мой! Почему я должен выслушивать этот бред?
– Сонь, мне надо переодеться.
– Ой, я видела тебя в полотенце, – отмахивается девчонка, – чего уж там. В принципе, ничего такого в этом нет, мы же взрослые люди…
Заберите ее туда, откуда взяли! Я готов собрать ее шмотки, сунуть ее саму в тот же чемодан и отправить почтой Кобарю, пусть сам выслушивает бредни своей родственницы. Своей синеглазой, стройной, маленькой шальной родственницы с пышными светлыми волосами, в которые мне хочется зарыться лицом.
Раздеваюсь при Соне, с ухмылкой наблюдая, как та отводит взгляд, когда я оголяюсь полностью, потому что боксеров на мне нет. Спокойно рассматриваю шмотки, аккуратно висящие на вешалке встроенной гардеробной, повернувшись к синеглазке голым задом, со злорадством отмечая воцарившуюся в комнате тишину. Специально дверь не закрыл. Наконец-то, я не слышу имени этого мелкого ублюдка. Подольше выбираю джинсы, примериваю их к телу, растягивая время. И когда моя задница оказывается закрыта тканью, поворачиваюсь к Сонечке, затаившей дыхание. Ухмыляюсь. Вот так, синеглазка, не будешь лезть в комнаты к большим дядям.
Дар речи возвращается к Соколовой, только когда мою грудь укрывает черная футболка поло, а сам я сажусь поближе к ней на кровати. Во-первых, мне нравится наблюдать за ней, во-вторых, мне нравится находиться вблизи от нее, а в-третьих, она так сильно достала меня разговорами о своем парне, что я хочу заткнуть ее рот своим языком.
– Так что дальше? – спрашиваю спокойно, с ухмылочкой, но пальцы мои впиваются в черное покрывало так, как они хотели бы впиться в шею ублюдка, который попробовал сегодня мое блюдо.
– И вот, – Сонечка сглатывает, и теперь уже не тараторит, а наоборот, говорит слегка заторможенно, отчего моя ухмылка растет в ширину. – Я… я подумала… что, они, ведь может, – с каждым ее прерывистым словом, я смотрю на нее все более вопросительно, – в общем, я подумала, мое тело – мое дело, не так ли? Плевать, что они там подумали… Вот.
– Потрясающая мысль, – издевательски хвалю ее. – Напиши эту фразу на табличке и носи с собой. Говори это каждому, с кем трахаешься.
Не понимаю, почему так резко реагирую на эту фразу и на весь ее рассказ в целом. Она всего лишь родственница моего друга. Разве не так?
– Считаешь, я поступила неправильно?
– Нет