И даже вот сырость вечная с жарой вкупе раздражать перестали. – А подвох в чем?
– В каком смысле?
– Если бы Одинцову нужна была помощь, он мог бы сказать прямо. И я бы помогла. А он послал тебя. И ты наверняка согласился. Предварительно. И отказаться будет уже неудобно. А я тебя одного не брошу, и Одинцов про это тоже знает.
– Ты из него делаешь какого-то… демона.
– Делаю? Да нет, он и есть демон, – я вытянула ноги, и они уперлись в подоконник. Стена не дрогнула, а вот лужа на нем от легкого прикосновения этого задрожала. – Хотя… дай угадаю. Помолвка – сборище семейное. А значит, княгиня Одинцова на нем будет всенепременно? То есть обе. Вдовствующая и его нынешняя супруга.
Бекшеев замер.
Чуть нахмурился.
– И Одинцов точно знает, что меньше всего на свете мне хотелось бы встречаться с его матушкой. У нас как это вежливо говорят… сложные отношения.
Он хмыкнул.
– И я, поняв к чему все, скорее всего отказалась бы… кстати, он не говорил, как собирается объяснять остальным мое присутствие? На этом… семейном вечере.
Меня передернуло.
И вот ведь интересно. Мы с княгиней давно уже не родня. И в последний раз встречались годы тому. И не скажу, что она мне как-то грубила, отнюдь. Княгиня Одинцова всегда была безупречно вежлива. И как же эта её холодная вежливость действовала на нервы.
– Понятия не имею, – Бекшеев поставил кружку с недопитым чаем на серую папку. – Если не хочешь, я скажу, что мы не придем.
– Не хочу, – честно ответила я. – Но мы придем.
– Почему?
– Потому… потому что дело, полагаю, и вправду серьезное. Одинцов не стал бы ради забавы трепать мне нервы. И тебе тоже. А себе и подавно. Мы ж придем и уйдем, а ему от матушки с её нравоучениями бежать некуда. Значит, что-то да случилось… что-то такое, что не позволяет действовать прямо.
Я тронула лужу пальцем.
Мокрая.
И холодная. Хотя чего я еще хочу от осенней лужи? Я двинула палец влево, и за ним потянулась прозрачная дорожка воды.
– Только… там меня не любят, – сочла нужным предупредить Бекшеева. – Сильно.
– Пугаешь?
– Скорее предупреждаю.
Он хмыкнул и, подойдя сзади, обнял. Бесстрашный бестолковый человек, к чему я так и не привыкла. Или, может, времени прошло недостаточно?
Год.
Чуть больше.
И возвращение. Переезд. Я… пожалуй, я готова была бы отступить. Свести все к неудачной шутке, но оказалось, что Бекшеев отступать не хочет.
И шуток не понимает.
И в целом у него с чувством юмора туго. Временами.
– Переживем как-нибудь, – он поцеловал меня в макушку.
Переживем.
Куда мы денемся.
Пережили же сплетни. И всеобщее недоумение. Ну да… странная мы парочка. Уже не совсем человек, но еще и не нелюдь, да инвалид, которому давно пора на погост. А он живет, цепляется и не спешит уступать такое удобное место людям, куда более для оного годным.
И я при нем.
Любовницей.
Которую он, Бекшеев, даже не пытается скрывать, как у приличных людей