балдахином. Нога на ногу, на коленях книга, за плечом синий световой шарик.
– Почему?
– Повязка сползет, придется новую накладывать, лекарство переводить.
Потрогала грудь. А вот и бронелифчик. Это он называет повязкой?
– На занятия завтра не пойдешь, – он захлопнул книгу.
– Почему?
– У тебя ребро сломано.
Какие подробности. И… почему я не помню, чтобы меня бинтовали?
– Не может быть!
– В мелкое крошево. И растерто, – Дьяр мечтательно поднял взгляд к своду. – Но хорошо, всего лишь трещина.
– Так и говорите, что просто синяк.
– Насчет трещины я не шутил.
Черный юмор у темных в почете. И как я могла забыть? Я отвернулась: шея затекла.
– А почему вы приволокли меня именно сюда?
– Я говорил уже, где твое место.
– Это не ваша спальня. Следовательно, и постель не ваша.
– И откуда такой вывод?
– Не вывод. Чувство.
Дьяр поднялся, прошелся по ковру до розы в нише, тронул пальцами лепесток – так осторожно, словно щеку младенца. Повернулся, пристально глянув мне в глаза.
– Поразительно верное чувство, Лика. Это покои моей сестры.
Мрак преисподней! Ее покои! Ее постель! Ее белье! Хург побери!
«Ты еще будешь греть своим нежным телом мою постель, Аэли. Ты еще будешь прислуживать мне, маленькая мерзавка, будешь целовать мою плеть, и я увижу твою сладкую кровь на моих простынях…» Это у них семейное. Какой-то пунктик на постелях. И, увы, на мне. Но почему именно я, богиня?
– А… э… такая честь… и за что мне?
– Ты побледнела, Лика, – принц так неожиданно оказался совсем рядом, что я вздрогнула. – И ты дрожишь. Почему?
Нет, какие все-таки странные эти темные!
– Так как же не дрожать?! Тут, понимаете ли, лежит девушка с переломанными в пыль костями, похищенная, в незнакомых покоях, в чужой постели, наедине с ужасн… с темнейшим принцем… одинокая, беззащитная, избитая, перепуганная. А ей еще и не бледнеть, и не дрожать?
– Перепуганная? Это ты про кого? – нахмурился Дьяр.
– А, так тут, кроме вас, никого больше нет? Тогда я пошла.
– Лежать!
Расприказывался. Назло всяким там я села, спустив ноги с ложа.
– Я вам собачку подарю, ваше высочество, будет кому ваши команды исполнять.
Даже дернуться не дал – опрокинул, прижал плечи. Грозен, аж глазки синющие сверкают, ноздри раздуты, за плечами крылья прорезались, перья встопорщились, блеснули металлом. Боевая готовность. А на левой щеке, завешенной черными волосами, что-то проступило багровое. «Гад», – прочитала я. Приятно познакомиться.
– Не зли меня, Лика, – он сел на край постели, все еще удерживая меня одной рукой за плечо, подцепил прядь моих волос, приподнял, пропуская между пальцев, как шелковую ленту. Светленькую. Ни следа краски не осталось. – Документы фальшивые, семья фальшивая, черный цвет волос был фальшивый. Что у тебя настоящее?
– Душа, – проникновенно