от разговор до завтра?
– Что? Опять неотложные дела?
Роуз слегка прикоснулась губами к краю чашки, передумала и поставила ее обратно на стол. Затем взглянула на часы. Было без четверти двенадцать и солнце уже успело расправить свои лучи.
– Угу.
– А знаешь, что я думаю? Честное слово, Роуз! Каждую ночь ложусь… и думаю, думаю, думаю. Пока в голове не начинает все крутиться, совсем как барабан в той передачи… как же ее? Ух! Черт! Забыла… Ты меня слышишь?
– Угу.
– Чего, говоришь?
– Слышу, говорю! – ответила Роуз. – Ты сказала, я каждую ночь ложусь и о чем-то думаю.
– Так и есть. И Майкл мне говорит тоже самое. Говорит, отчего это ты сегодня такая серьезная?
Это было вчера, перед сном. А я всегда такая, говорю. Как подумаю про Роуз и Тима, тут же плакать хочется…
– Ну перестань. Это было давно, – сказала Роуз. – Зачем ворошить…
– А какая вы были прекрасная пара, Роуз. Мой крепыш Майкл, ему и в подметки не годится.
– Прекрати. Ты лучше мне скажи, разве никак нельзя устроить пикник в субботу?
– Но Майкл так хочет получить эту работу. Ты знаешь, он даже отказался вчера от ужина. Не хочет, говорит, портить фигуру. Как думаешь, Роуз, он получит работу, а?
– А вечером? – спросила Роуз.
– Что, вечером?
– Если вечером собраться у вас во дворе? Думаешь, хорошая идея?
– Тьфу ты! Откуда я знаю! Мы уже давно не принимали гостей.
– Тогда я принесу вина. А может еще…
– Ну скажи, Роуз, умоляю. Скажи мне как сестра, только честно. Майкл годится или нет?
Роуз намотала на палец телефонный провод и представила будто это обручальное кольцо.
– Ты же знаешь, какой непостоянный сейчас рынок труда. То им подавай строителей, и они готовы платить любые деньги, лишь бы было кому класть кирпичи. То, вдруг, некому водить машины. И тут уже водители купаются в деньгах.
– Мой Майкл цепкий. Он как мелкий бесенок, если уж схватился за что-нибудь, точно своего не упустит. Ну ты знаешь.
– Не сомневаюсь. Только скажи ему, чтобы не надевал бабочку. Пусть лучше вместо нее будет галстук. Ему больше идут галстуки.
– Ты так думаешь? Возможно…
– А малышка Ди? Все еще обожает пончики?
– Не вздумай произносить это слово при ней. Я даже сейчас уверена, что она сидит где-нибудь неподалеку и подслушивает. Ты бы ее видела, Роуз! Она такая чудная. Прям как ты в детстве. И спит точно так же, честное слово, один в один. Одну ногу закидывает на одеяло, это у нее так забавно выходит, совсем по-взрослому, а руки… руки… каждый раз вспоминаю и смешно. Руки у нее так и ходят ходуном.
– Тогда я принесу целую гору пончиков. Но не раньше субботы, это точно. До самой субботы у меня куча дел.
– Эх, Роуз… Когда ты уже прекратишь с ними нянчиться?
– Они же еще совсем дети, Мэг! – возразила Роуз. – Я не могу их бросить.
– Тебе так хочется думать. Но они давно выросли. Война сделала из них мужчин.
– Война сделала из них калек, – ответила Роуз.
В трубке тяжело вздохнули.
– Кстати, ты не знаешь, отчего она по ночам скрипит зубами?
– Кто?
– А сама как думаешь? Ну конечно, наша Ди.
– Так уж сильно скрипит?
– Прилично. Я как-то читала в «Пэрэнтс’ Мэгэзин», что всему виной неправильный прикус.
– Все у нее в порядке с прикусом. Просто, попробуй давать на ночь меньше сладкого, – сказала Роуз.
– Это все Майкл. Он вечно ее балует. Всякий раз, как выходит из дома, возвращается с кучей леденцов. Ах, Роуз, когда же он наконец найдет достойную работу?
– Может спросить у папы? Ему бы не помешал помощник.
– И как ты себе это представляешь? У Майкла здоровье ни к черту.
– Ну зачем ты ругаешься?
– Я не ругаюсь.
– Нет, ругаешься.
– И вовсе я не ругаюсь. Я лишь сказала, что мой Майкл и дня не продержится в такую жару. И к тому же, он до смерти боится лошадей. А еще, этот мерзкий запах сырого сена и дерьма.
– Ну вот, ты опять ругаешься.
– Дерьмо, дерьмо, дерьмо!
– Как остроумно.
– Неженка.
– По-моему, ты его жалеешь.
– Это я-то жалею? – крикнула в трубку, Мэг.
– Ну, не кричи так, пожалуйста.
– Я и не собиралась кричать.
– Нет, ты кричишь.
– Мне что, делать больше нечего?
– Не знаю… – сказала Роуз. – Может и нечего.
Мэг снова вздохнула. На этот раз, притворно и так протяжно. Любит она это дело. Подразниться.
– Чем занимаешься вечером? – спросила, наконец, она.
– Работаю.
– А