о, и сама планета скорее всего превратится в груду обломков, хаотично разбросанных по всей Солнечной Системе. Ну, кроме тех, которые по счастливой случайности окажутся под влиянием гравитационного притяжения, и станут кольцами, например, Марса или Венеры.
Если бы мир узнал об этой угрозе раньше хотя бы на год, переселение на планетарные колонии можно было бы начать гораздо раньше. И отправить не жалкую кучку избранных в несколько миллионов, а много, много больше.. Не всех, конечно, но тем не менее…
Во время наспех созванной в авральном порядке и в атмосфере повышенной тревожности сессии ООН первые руководители стран не только не нашли общего языка, но и насмерть переругались, припоминая все мелочные обиды и взаимные претензии за последние полтора столетия. Единственная умная вещь, на которую эти политиканы оказались способны – договориться о строительстве космопортов в каждом регионе, географически пригодном для старта космических челноков. Но даже тут побоялись нести ответственность, переложив её на Первых Диспетчеров. Так что теперь Самыми Главными по эвакуации граждан своей страны стали начальники ЦУПов. Или, как их проще стали называть, – Начальники Космопорта. Люди в высшей степени образованные и достойные, решительные и хваткие.
Соответственно у нас – начальники Плесецка, Восточного, ну и, само собой, Байконура, куда уж без него!
Пропыленная грунтовка то и дело виляла из стороны в сторону, словно страшась попасть под колёса раздолбанного «пазика». Фадеич, седой как лунь водитель предпенсионного возраста, негромко ругался сквозь зубы, но неуклонно вёл автобус к далёкой цели.
Да, у всех разносортных пассажиров, набившихся в салон «колхозного извозчика», цель была одна – космопорт. Оно, конечно, понятно – туда теперь рвутся все, кто жаждет спастись от неминуемой смерти.
Никогда ещё Фадеич не возил столь непохожих друг на друга людей. Пенсионеры, интеллигенты, работяги, «колхознички» – три десятка перепуганных и растерянных переселенцев.
А ведь сначала их было сорок: каждый день отсеиваются самые слабые – те, кто уже не в силах перенести тяготы кошмарного путешествия. Они оставались на редких полустанках, со слезами на глазах провожая заветный автобус. Те, кто стиснув зубы, ещё держался за слабую надежду ехать дальше, стойко глотали дорожную пыль. На хмурых лицах застыло выражение мрачной решимости пополам с безысходной тоской.
«И на что только надеются, – брезгливо подумал Фадеич, сплёвывая в окно вязкую слюну. – Ведь ясно же было сказано, что улететь смогут не больше пяти миллионов. Из шести миллиардов! Ну, может, плюс-минус две-три тысячи».
Отбор был действительно жёстким. Даже жестоким. Никто не знал доподлинно – по каким именно критериям проводится этот унизительный конкурс счастливчиков.
Тем не менее шансы были у каждого – в космопорт допускались все без исключения, включая дряхлых стариков со старухами.
Не все поехали, это правда.
Многие предпочли остаться здесь, на Земле.
Но были и такие, кто, несмотря на возраст, тоже решили попытать счастья. И самое интересное было в том, что их всё-таки брали в дорогу.
Последнее обстоятельство особенно раздражало тех, кто был моложе сорока. Они справедливо полагали, что старики лишь снижают шансы у них – способных к деторождению, а значит – имеющих больше прав на выживание. Де факто. И – де юре.
Не был исключением и Тимоха – крепкий тридцатилетний мужчина во фланелевой рубашке. Каждый раз, когда он вставал за очередной бутылкой воды для своей жены, он прожигал ненавидящим взором престарелую семейную пару, что сидели у передней двери автобуса. Щуплый седой старичок со сморщенными ладошками держал за руки жену, и оба смотрели друг на друга влюблёнными глазами. Они не разнимали рук ни на минуту на всём протяжении этого адского путешествия. Просто поразительно, как они ещё живы – пять суток в душном шатком автобусе, еле-еле ползущем по просёлочным дорогам, по сорокоградусной жаре.! Но надо отдать им должное – в обстановке всё возрастающей нервозности, постепенно переходящей в тихую ненависть к окружающим, они остались единственные, кто ещё не переругался со своими соседями. Напротив, всем своим жалким видом они словно извинялись за своё присутствие. Но ведь тоже ехали!
Вчера, повинуясь внезапному порыву, непонятному даже ему самому, Тимоха вдруг выделил им трёхлитровую бутыль воды из своих запасов. Эти ни к чему не приспособленные развалины умудрились выпить свою минералку в первые же три дня путешествия, а потом, на вечернем привале, со стойкостью великомученников облизывали пересохшие губы в десятке метров от общего костра.
А не раздавали бы свою воду кому ни попадя! Сердобольные вы наши! Подумаешь, ревёт пацан белугой – и что? У него, в конце концов, свои мама с папой есть, пусть они и расхлёбываются. Кто виноват, что родители полные бестолочи? Закон джунглей!
В этих степях до ближайшего источника километров двести, не меньше. Уж Тимоха-то знает: три года проработал в геологической партии. Потому из ста килограммов груза, разрешённого на двоих, почти половину взял водой. Шмотки дело наживное, а вот пилить