Впрочем, это не помешало мне учиться и в Заветной дубраве[6], и потом в университете Монакума.
– Итак, пропали ваши рабочие записи, то есть, сведения о пациентах. За какое время?
– Пять с лишним лет. Слава всем богам, не за все годы работы в Москве, это было бы уже совсем беда… – ответил Алариен с тяжким вздохом. – Да и более ранние, из Монакума и Гамбурга, остались на месте, но они уже нужны только для статистики, для примеров в статьях и тому подобного.
– За пять лет – это ж тонна бумаги!
– Записи были на высокоёмких кристаллах. Собственно, я и не повёз их с собой, потому что портальные переходы очень плохо влияют на сохранность, был у меня уже случай…
– Стоп-стоп! Получается, вы отсутствовали здесь, в доме, какое-то время, и исчезновение кристаллов с записями обнаружили по возвращении?
– Вы совершенно правы, – мэтр потёр лоб – Я плохо рассказываю, простите. Мы отсутствовали чуть больше трёх месяцев…
– Мы – это кто? – терпеливо уточнил Суржиков. – Вы, ваш секретарь Клавдия Петровна, кто-то ещё?
– Мой камердинер Антуан, он открывал вам дверь. Здесь оставались Саша Котенев, мой управляющий, и кухарка госпожа Карен Шмидт. Они получили отпуск и собирались уехать, Саша – в путешествие по Лацию, а госпожа Карен к родственникам в Дойчланд.
– Хорошо, это я понял. Когда вы вернулись?
– В пятницу на прошлой неделе. Двадцать второго ноября.
Брови Суржикова поползли вверх.
– В пятницу? А сегодня вторник. Прошло три дня. За это время ваши записи могли уйти на другой край света, хоть в Империю Чинь. Мы с вами потеряли столько времени!
– Это означает, что за дело вы не берётесь? – голос мэтра был холоден, словно лёд.
– Пока нет. Но сам я дать ответ не могу: я должен доложить Алексею Верещагину, и окончательное решение примет он.
– И если господин Верещагин скажет «да», заниматься расследованием тоже будет он?
Тут Суржиков на мгновение задумался, потом ответил с осторожностью:
– Скорее всего, вашим делом займусь я. Думаю, ответ будет сегодня к вечеру.
– Но… вы же сами только что говорили о потерянном времени?
– «Бегут часы и в злейшее ненастье», – пожал Влад плечами.
В ответ Алариен улыбнулся и ответил:
– «Вымышленный страх Всегда сильней, чем подлинный, пугает». Признаться, это одна из моих любимых пьес…[7]
– Итак, – Суржиков встал, – мне докладывать патрону?
– Безусловно. Минуту, я дам вам мой прямой номер коммуникатора, – мэтр подошёл к столу и достал из ящика серебряную шкатулку с карточками. – Вот, прошу вас.
Они распрощались, и Суржиков вышел в Малый Гнездниковский. Перед его мысленным взором вертелись серебряные единороги, прелестные девушки и почему-то толстые тетради в потрёпанных коричневых переплётах…
Взгляд его, поблуждав по доходным домам переулка, упёрся в весёленькую разноцветную вывеску