из стран, в которых она ни разу не бывала, и как потухал ее взор, стоило ей осознать, что она в них никогда не окажется.
«Любопытно, чем она занята сейчас», – подумал юноша и тут же услышал звонкий голос Милорады:
«Встреть меня, молодец,
У алого брега.
Я тебя спрячу от первого снега,
От бури, от зноя и от печали.
Нас не увидят,
Нас не узнают…»
Княжич распахнул глаза и увидел девушку прямо перед собой, за тонкой границей зеркала. Она стояла, склонившись над сундуком, одетая в одну лишь нательную рубашку. Рыжие волосы ниспадали по спине, и девушка то и дело заправляла их за уши, когда наклонялась, чтоб достать очередное одеяние. Она прикладывала к себе то тяжелый парчовый сарафан, то тесное расшитое жемчугом платье, то наряд, напоминающий длинный кафтан из тонкой, струившейся как вода ткани. Святослав понимал, что стоило бы отвести взгляд, но не мог заставить себя это сделать. Глаза словно прикипели к острым ключицам и белоснежной коже, видневшимся из-под расшитого ворота.
Алые солнечные лучи вдруг прошли сквозь невесомую ткань рубашки, высвечивая тонкокостное тело – каждую его черту и изгиб. Святослав уже и думать забыл о бритве, подался вперед и замер. Милорада перестала напевать и улыбнулась: так, словно видела его, оторопевшего, с вытаращенными глазами. Подняла руки и принялась неторопливо распускать завязки на вороте, пока рубашка не скользнула на пол. Какое-то смутное понимание приличий требовало, чтобы Святослав закрыл глаза или отвернулся, но тело просто замерло, не тратя ни капли сил даже на простецкое движение век. Свят так и застыл с глазами навыкате и отвисшей челюстью, то ли от дивного колдовства зеркала, то ли оттого, как белоснежная рука Милорады провела по аккуратной груди, потом выше, к шее и алым губам. Рыжие волосы пламенем горели на ее плечах и спине, а россыпь веснушек мерцала на коже искрами. От каждого янтарного пятнышка, от каждого огненного всполоха по телу Святослава прокатывалась волна нетерпеливого жара. Кончики пальцев покалывало, будто это его рука ведет по нежным изгибам, даря неторопливую ласку, настолько нежную, что становится невыносимо. И это его пальцы, губы заставляют Милораду запрокидывать голову, выгибаться ему навстречу, прижиматься к разгоряченной коже. Он готов был поклясться, что почувствовал прикосновение к паху, но не смел отвести глаз от Милорады. А она вытянула руку и коснулась невидимой преграды. Зеркало пошло мелкой рябью, и через мгновение образ пропал, оставив только отражение Святослава, всклокоченного, раскрасневшегося и смущенного, словно он был наивным подростком, а не будущим князем. Бритва сверкнула возле лица. Только сейчас юноша увидел, что его окладистая борода превратилась в ровную аккуратную бородку.
Княжич благодарно кивнул и пошел одеваться, на всякий случай стараясь держаться подальше от зеркала. Если в тот момент, когда он смотрел на Милораду, она тоже могла видеть его… Что ж…
Святослав одернул себя. В