разных юмористических историй.
У Ландау была своя классификация наук и …женщин. По Ландау, науки бывают естественные, неестественные и противоестественные. По Ландау, девушки делятся на красивых, хорошеньких и интересных. У хорошеньких – нос слегка вздернут, у красивых – прямой, у интересных носы «ужасно большие».
Как-то жена Ландау сказала, что ему вот-вот стукнет 54 года, а он все продолжает бегать и искать новых красивых молодых девушек. Не пора ли тебе уже угомониться? – спросила жена. На что тот ответил:
– Что ты говоришь! Я чувствую расцвет и в творчестве, и в жизни. А ведь когда я только входил в науку, Иоффе был примерно в моем возрасте, и я тогда считал его стариком. Сейчас я знаю – это возраст расцвета! Великий из великих – Эйнштейн – очень рано скис. Наверное, от скуки. Вероятно, он никогда не бегал за девушками.
В одном из писем Ландау писал: «В Копенгагене я жил на средства международной рокфеллеровской стипендии, а в Лондоне я был в командировке. Я не имел права тратить рабоче-крестьянские деньги нашего государства на шоколад. Я даже не разрешал себе ходить в кино… Не только англичане, но и американцы очень старались соблазнить роскошными условиями жизни. К роскоши я совершенно равнодушен. Я им ответил так: “Работать на акул капитала? Никогда!” На Западе ученому работать нелегко. Его труд оплачивают в основном попечители. В этом есть некая унизительность».
«Дау занимался только дома. От личного кабинета в институте он отказался: “Заседать я не умею, а лежать там негде”. Семинары он проводил в конференц-зале. О науке разговаривал с физиками, студентами и посетителями дома, в фойе института или прохаживаясь по длинным институтским коридорам, а в теплые времена года – прохаживаясь по территории института.
– Коруш, я пошел в институт почесать язык.
Это значило, что его кто-то ждет, он будет разговаривать о науке или будет кого-нибудь консультировать. Занимался же настоящей наукой он только в одиночестве, лежа на тахте, окруженный подушками». (Из книги К. Ландау-Дробанцевой «Академик Ландау. Как мы жили»[2].)
Как-то Кора, которая еще не была замужем за Львом Давидовичем, спросила у него:
– Дау, ты питаешься в ресторанах?
– Нет, я на полном пансионе у Олечки Шубниковой. Есть такой замечательный физик-экспериментатор Лев Шубников, а Олечка его жена, – прозвучало в ответ.
Даже в тюрьме[3], куда на некоторое время в 1938 году Ландау попал по доносу, физик не унывал. «Во-первых, я не боялся там, что меня могут арестовать! Во-вторых, я мог ругать Сталина вслух. Я занимался наукой и сделал несколько работ».
Как-то Ландау был приглашен в МГУ на заседание кафедры физиков, но перепутал аудитории и зашел на заседание к физикам-метеорологам. Метеорологи собрались заслушать научное открытие своего коллеги, пригласив и журналистов. У доски докладчик вдохновенно читал свой доклад, и едва только он закончил мысль, как к доске подлетел Ландау. Он