самою головою —
над Альтштадтом и над рекою,
зеленея, встаёт рассвет.
И увиделись над волною
разноцветных морей штандарты.
Неизвестных земель посланцы
(предложенье рождает спрос) —
воск и ткани, меха и мёды,
шкуры, пряности, померанцы.
И – янтарь, этот торг и праздник —
всё шумливый Ганзейский мост.
Лавки, лавочки… Гимн на башне.
Яркий полдень труба играет.
Жив и ныне тот день вчерашний,
за которым – уже судьба…
Будто резкий звонок в передней,
и, сорвавшись, секунды тают…
Говори со мной, день последний.
Не спеши уходить, труба.
Говори со мной, день погожий,
обо всём, о чём знать хочу…
Говори со мной, если сможешь…
Даже если я замолчу.
Зелёный мост
Прозрачный день. Зелёная вода.
Над островом – виденьем – Герб зелёный.
И, кажется, ничто и никогда
здесь не было иным. И просветлённо
гляжу на мост. Гляжу издалека,
туда, назад, из своего столетья.
И лет шестьсот, включая лихолетья,
расскажут всё, что видела река.
И отворятся потихоньку вдруг
зелёные Форштадские ворота.
И юный Кант войдёт в безбрежный круг
трансцедентальности. И не узнает кто-то
его тогда. Но так или не так,
войдёт он в мир, уже расставшись с детством,
чтоб стать и откровеньем, и наследством,
едва успев промолвить Guten Tag…
И сторож у Форштадских, у ворот,
глубокомысленно жуя печенье,
вдруг станет думать о предназначенье
всего – всему, что от чего идёт…
И про большой оранжевый пакет,
что нёс гонец, приветствуя науку.
И вот, с письмом протягивая руку,
заговорит про звёзды, про Закон…
про то, как это понимает он…
Что правильная мысль – всегда проста,
как адрес – «У Зелёного моста»…
Высокий мост
Да здравствует Высокая Вода,
где высока вода и мост высокий.
И, нет сомненья, пижма и осока
здесь первыми не будут никогда.
Здесь – плоскодонки, баржи, корабли.
И парусов больших великолепье,
когда, как в продолжение Земли —
мост разведён – прошествуют столетья…
И башенка, у самой у реки,
игрушечно-торжественное диво,
узнает их… И долго, сиротливо
глядит им вслед, как вдаль из-под руки…
А дальше – всё уходит в поворот.
И, если кто-то мог над ним подняться,
увидел бы Кнайпхоф, и, может статься —
как Прегель пробивается вперёд
к морским просторам… Замок на Горе…
Услышал бы ветра – литовский, польский.
И – Орденский призыв в преддверье Польской
войны с Московией… И громкий, на заре,
скрип двух обозов в Мемельской таможне
с московскими деньгами на войну…
С