петли, раздался хлопок, все оборвав. На угоре повисла тишина, внутри «Нивы» тоже. Только жирная муха ошалело билась о стекло рядом с моим лицом.
Глава 9
После этого бабушка Тая целый час возилась со своими травами. Достала тетрадку, самую обычную школьную тетрадь в клеточку в светло-зеленой обложке, заляпанной чем-то охровым и угольно-черным. Страницы – волнистые от влаги, все в разводах и отпечатках толстых бабушкиных пальцев. На столе бабушка Тая разложила хлопковые мешочки, расставила стеклянные баночки. Ароматы вырывались наружу, перебивая друг друга. Бабушка брала где горсточку, где щепотку, где кусочек коры, где пару листочков и кидала в кастрюльку, что-то она давала мне понюхать, но ничего не объясняла. Она сказала, что сейчас может говорить только с травами. Она и правда что-то нашептывала им, а я сидела рядом, вдыхала что-то сосновое, что-то щавелево-яблочное, что-то травянисто-мятное и гладила мягкий мох, словно маленького мышонка.
Потом бабушка убрала все свои скляночки и сверточки и отправилась с кастрюлькой к соседям. Мне удалось урвать себе листик мяты (положила его под подушку) и немного мягкого мха, который я поглаживала, придумывая вопросы для интервью со студентом. Я записала все, что предложила у него узнать Вера Павловна, и на этом остановилась. Сосредоточиться было сложно. Я решила, что надышалась травами, и вышла посидеть на скамейке под нашими окнами. У кого-то из соседей галдел телевизор, лес на том берегу покачивался. Небо за ним потемнело, задумало грозу. Река беспокоилась, бежала, будто спешила укрыться от непогоды. А мне хотелось грозы, слишком уж было жарко.
Когда бабушка колдовала над травами, я вдруг вспомнила, как в детстве мама рассказывала мне истории про Пинегу, и из-за этих историй бабушкина деревня мне представлялась миром, где лешие крадут у грибников тропинки, а русалки полощутся у самого берега. Бабушке Тае в этом мире досталась роль доброй колдуньи.
Мама рассказывала, как однажды в жаркий полдень она с бабушкой Таей отправилась в лес. В какой-то момент они потеряли друг друга из виду, и мама испугалась, ведь лес она знала плохо. Она шла по тропинке, солнце обжигало кожу, а душное марево замедляло дыхание. Трава выглядела яркой, сочно-зеленой, цветы широко распахнулись и замерли, но почему-то совсем не было видно и слышно насекомых. Тишина давила так же, как и палящий зной. Тени совсем пропали. Слоистые облака неподвижно зависли над самыми верхушками деревьев. На секунду маме показалось, что кто-то крупный стоит у нее за спиной. Она повернулась, но никого не увидела. Хотела идти дальше, но тропинка исчезла, а ветви деревьев склонились так низко, что царапали лицо. Она пробралась сквозь спутанные цепкие ветки и вышла к просторному заросшему полю, где стояла одинокая сосна – здесь ее называют сосной лешего. Мама говорила, что в тот момент она забыла, как ходить, просто стояла и смотрела на сосну. Она была уверена, что кто-то заколдовал время и ее саму. Мама