это что-то с одного из финно-угорских языков, нет? Мы в универе учим финский. Там все ударения на первый слог, как у Лавелы.
Старушка молчала, снова набивая рот. Может, не расслышала, может, не поняла мой вопрос, а может, просто есть так хотела. Я раскрыла книгу Айрис Мердок и начала читать, но сосредоточиться не могла, смысл повествования ускользал от меня. Лавела, Лавела. Конечно, я ничего не помнила о нашей жизни в деревне. Мама почти о ней не говорила, только сказки какие-то рассказывала, я не понимала, что из этого правда, а что нет. В интернете о Лавеле информации тоже почти не было. Из Википедии я узнала, что Лавела – это умирающая деревня с населением всего сорок шесть человек. Кроме Википедии Лавелу описал Пришвин, который побывал в ней сто лет назад, – дом к дому у самой воды, на домах деревянные коньки, пахнет дымом, но звуков нет совсем, даже собаки не лают. Видимо, никогда там много народу и не жило.
За окном как в быстрой перемотке мелькали смазанные кадры лесов и деревень. Мы мчались все дальше от Белого моря, в глубь области, к самой границе с Коми.
– А что такое верхушки? – спросила я старушку. – Вы сказали, что моя бабушка из верхушек.
– С верховья Пинеги.
– Сура тоже в верховье?
– Да-а… – протянула она. – Река-то у нас длинная. Много ведь она повидала. Да мы много на ней повидали. Мужа моего его собственный батя водяному чертику посулил. Должен он был в жонки чертикову дочь взять, а он меня выбрал. Потом долго ишо долг отдавали.
Она пожевала, бросила на меня хитрый взгляд, будто проверяя мою реакцию, и продолжила:
– Пошла я купаться на реку. Не знала ишо тогда, что волосье надо лентой подвязывать, чтобы не волочились по воде. А были они у меня длинны, вон, как у тебя. Так этот чертик схватил меня за волосьё-то. Я еле выскочила, чуть не утащил. Другой раз ишо пошла на реку белье полоскать. Ужо последню тряпку полощу, как чертик тряпку-то потянул, я за ней – и в воду. Опеть еле выскочила, околела вся, чуть не утащил. Опасно мне на реке-то было. Но невдолге кончилось все.
Старуха, видимо насытившись, стала заворачивать оставшуюся еду. Я следила за тем, как она шелестела пакетами, как быстро и привычно работали ее пальцы.
– Вот с мужем ездили невод ставить, поможала я ему. На реке тихо было. Вдруг слышу всплеск за спиной. Муж говорит, что-то огромное, черное, все в тине выпрыгнуло, из самих из глубин поднялось, да обратно унырнуло. Мы сразу к берегу. Опосле идем домой, неспокойно на душе. Оказалось не зря. Подходим к избе и видим – свет горит. Помню точно, что тушили свечку-то, откуль свет-то. Припужались. Заглянули в окна. Все мерцат-мерцат, не видать ничего. Подошли к двери, она заперта, а изнутри звук будто прыгает хто, роняет что-то, колотит в стенку. Сели на крыльцо да перекрестились три раза. Воротца отворились, свет погас. Заходим в передызье, в избу – никого будто и не было. Через три дня муж слег, да и помер. Тепереча меня река не трогает. Увела, что нать ей.
Поезд плавно тормозил. Я посмотрела в окно: