сразу повзрослев. – Я тебя вытащу.
– Но девочка…
– Девочка от нас сбежала. И возвращаться, кажется, совсем не хочет.
Ведьма могла бы рассмеяться, мол, всё так и есть, и лучше лес и волк, чем плачущая мать да распускающий кулаки отчим. Но ведьмы рядом не было, а Младший закинул руку Старшего на плечо и медленно повёл его в сторону деревни, даже не замечая, как из теней за ними наблюдал огромный безглазый волк.
– Ты тоже хочешь отвести меня домой?
Голос её срывался и дрожал, и дрожала она сама, остывая от долгого отчаянного бега. Она была ровно такой, как ведьма и представляла – вернее, как подсказала ей магия. Русая, лохматая, заплаканная и запуганная.
– Нет, – кажется, даже говорила не она, а магия её голосом. – У меня есть предложение получше. Закрытая школа при спецотделе.
– Это тюрьма, да? За то… за то, что я хотела им смерти, и они умерли? Значит, точно-точно я виновата?
Ведьма хотела бы не отвечать, но не могла. Слишком уж жгло в груди, словно её нечаянно начатый поиск, жуткий ритуал, детское «горячо-холодно», еще не закончился.
– Ты виновата, да. Но наказывать тебя не будут, ведь ты не управляла своими силами, не управляла и тварью. Тебя просто обучат ремеслу. Научат не бояться и знать, что и зачем ты делаешь.
И когда магия на момент отпустила её, ведьма добавила, совсем слабо шевельнув губами:
– Тебя не будут бить, обещаю.
Ася тут же сжалась, обхватила себя руками за плечи, опустила глаза.
– Вы… вы уже знаете, да? Что я плохая и гадкая.
Ведьма вздохнула и опустилась на землю, так, чтобы их лица оказались на одном уровне.
– Ты – не плохая, – медленно и чётко проговорила она, желая, чтобы каждое её слово впечаталось в разум девочки, переламывая неверную и калечную картину её мира. – Плохие – те, кто поднял на тебя руку. Отчим, потому что бил. Мать, потому что не защитила.
Девочка сжала губы, резко мотнула головой, словно от докучливой мухи отмахивалась.
– Мама не может быть плохой! Она меня любит!
Ох, маленькая, мало ты ещё знаешь. Иногда материнской любовью только убивать и годится.
А девочка продолжила, уже тише, почти плача:
– И оте… отчим тоже не может быть плохим, он взрослый, он лучше! Только я плохая!
Горячее и солёное потекло по губам ведьмы, она слизнула пару капель, не ощутив вкуса. Она уже видела это, знала, чем всё закончится. Только раньше это она была девочкой, искалеченной токсичной любовью, изуродованной болезненной заботой. Раньше она сжималась в комок в самом тёмном углу, закрывала голову руками, а напротив стояла ведьма – другая, старая, чудовищно большая – если смотреть с высоты семилетнего ребёнка. Только сейчас она позволила себе вспомнить, что так напугало её в глазах старой ведьмы – безысходность и обречённость.
Она не помнила, когда старуха исчезла. Наверное, никто не помнил. Как не будет помнить, как и когда исчезнет она сама.
«Мы вдвоём пойдём по тропе, – грустно подумала