с другими бараками;
2. Создать в каждом бараке организационную группу в количестве пяти человек;
3. В каждом бараке провести митинг;
4. Заручиться поддержкой подавляющего большинства узников;
5. Накопить для побега достаточно продовольствия.
Так-то оно так, и всё правильно, должно быть добровольное желание арестантов, но меня смущали два обстоятельства. Во-первых, сколько времени мы на всё это потратим? Чего доброго, с митингами и обсуждениями не заметим, как начнётся осень, а то и зима. Во-вторых, чем дольше мы планируем и собираемся, тем больше шансов, что нас кто-нибудь выдаст. Я даже сейчас не уверен, что в нашем бараке нет стукача. И он не обязательно завербован охраной, и не получает за свой нелёгкий труд какие-нибудь бонусы в виде куска колбасы или пачки папирос. Нет, он предаст либо по своей подлой сущности, либо из благих побуждений – мол, во время восстания могут быть напрасные жертвы. Такое, как мы знаем, бывало не раз. Стало быть, надо действовать сообразно обстановке, не забывая слов товарища Ленина, как-то сказавшего: «Вчера было рано, завтра будет поздно!» А Стрелков, хотя и надёжный товарищ, но в данный момент ведёт себя как последний меньшевик, выступающий против пролетарской революции! Стало быть, нам понадобятся активные силы, способные увлечь за собой колеблющиеся массы! И кто будет главной ударной силой? Разумеется, Володька Аксёнов, Серафим Корсаков и Виктор, пока остающийся бесфамильным. Вот с ними и нужно завести предметный разговор.
Утром нам выдали по очередной порции галет, по кружке воды, а потом принялись выстраивать нас в шеренги, чтобы вести на работу. Охранники, выставляя перед собой винтовки, свирепо порыкивали, иногда поколачивая медлительных прикладами. Били не от злобы, а порядка ради.
– Ой-ой-ой! – истошно завопил я, падая на спину и начиная молотить по земле руками и ногами.
Перевернувшись, поелозил мордой по грязи и щебню, натасканными сюда сотнями ног, и опять начал орать.
– Э, ты чего? – настороженно спросил один из охранников, взявший меня на мушку.
Я опять повернулся на спину и истошно завопил:
– Ой-ой-ой!
– Падучая у него! – крикнул кто-то из наших.
– Сбрендил парень! – проорал другой. – Вон, землю жрать начал!
Теперь я раскинул руки и ноги, приняв позу распятого раба, и завопил:
– Ай-ай-ай!
И тут в мой живот упёрся долгожданный ствол винтовки. Эх, если берданка без штыка, то лучше бы так не делать!
– Вставай, не то прямо в кишки пальну!
– Ай-ай-ай! – снова проорал я, хватаясь за ствол, и отводя его в сторону, а потом резко дернув вниз. Бабахнул выстрел, пуля выбила струйку земли, но берданка уже поменяла хозяина, а я, вскочив на ноги, вбил приклад между глаз конвоира.
– Даёшь, Соломбала! – раздался боевой клич Серафима Корсакова, а следом за ним – крики боли, вопли и ещё два выстрела.
Но мне было не до кликов, я лихорадочно