у меня плохое предчувствие, – бросил профессор, шагая к дому.
Мы нехотя поднялись и пошли следом за ним. Входная дверь оказалась незапертой, выбегая кто-то сунул свернутую газету в дверной проем, чтобы она не захлопнулась окончательно – по крайней мере один из нас все-таки сохранил остатки самообладания. Не помню кто выбегал из дома последним, кажется, это был профессор.
Следом за ни, мы вошли внутрь дома. Это была все та же кухня, где мы спали еще пару часов назад, только с того момента здесь кое-что сильно изменилось.
На кухне царил полнейший беспорядок. Посередине комнаты на полу, с неестественно вывернутыми рожками, лежала огромная кухонная люстра, под ногами хрустели осколки стекла, разбросанные по всему полу. Дверцы настенных шкафов широко раскрылись, некоторые валялись, сорванные с петель.
Прочный дубовый стол, занимавший ранее основное пространство столовой, лежал сломанный возле стены. Рядом с ним стоял ноутбук, экран которого уцелел и по-прежнему светился. Нетронутыми оказались только наши раскладушки, они аккуратно стояли там, где мы недавно оставили их.
Быстро оглядевшись по сторонам, Михаил Александрович пересек кухню и толкнул дверь, ведущую в коридор. Дверь не шелохнулась. Она оказалась не просто запертой, ее захлопнули с такой силой, что она чудом не вылетела наружу, и теперь намертво заклинила дверной проем.
Пока Костя с Игорем пробовали открыть дверь ногами, мы с профессором обследовали содержимое нижних кухонных ящиков. В угловом шкафу, возле мусорного ведра, я обнаружил то, что было нужно – тяжелый топор с массивным топорищем.
Я не мастер махать топорами, но, как говорится, ломать – не строить. Первый удар был пробным, лезвие топора с легкостью отскочило от дверного полотна. И второй раз я ударил уже основательно. На этот раз лезвие глубоко вошло в дверь и намертво застряло в ней, мне пришлось пошатать топор из стороны в сторону, чтобы вынуть его из двери.
Костя выхватил орудие из моих рук, не дав ударить в третий раз. Топором он работал умело, и уже после второго удара из середины двери вверх поползла глубокая трещина. Еще несколько ударов, и дверь вывалилась, расколовшись на две половины. Проход освободился.
В коридоре ничего не изменилось. На стене ярко горел светильник, вещи лежали на своих местах. В общем – то, что учинило погром на кухне, не добралось до коридора.
На полу, возле лестницы, ведущей на второй этаж, мы обнаружили Александра. Он сидел на корточках, прислонившись спиной к перилам, руками сжимая на горле толстую золотую цепь, последняя глубоко врезалась в его бычью шею. Глаза Александра налились кровью и вылезли из глазниц, кончики пальцев, сжимающих цепь, побелели, под носом запеклись кровоподтеки.
Он не мигая смотрел перед собой, было непонятно – душил ли он себя, или из последних сил пытался порвать толстую цепь, душившую его против воли.
Пока я старался не потерять остатки самообладания, профессор присел рядом с Александром и освободил